Великий полдень

Морозов Сергей

И, шагнув в сторону, тут же пропал в темноте за деревьями. Только тогда Альга двинулась дальше. На стоянке около особняка у нее была припаркована машина.

— Подожди немножко, — попросил я ее. — Я на минуту. Тоже взгляну, как там и что около Пансиона.

— Пожалуйста, не задерживайся, — шепотом попросила девушка.

Я бегом бросился догонять Веню. Он словно дожидался меня. Мы вместе направились к Пансиону.

— Ну как? — спросил он.

— Что? — не понял я.

— Как самочувствие?

— А… Спасибо, — кивнул я.

Мы подошли к Пансиону. Здесь все было тихо. Только по прежнему охранники у

дверей и вокруг.

— Вот видишь, все тихо.

— И слава Богу, — кивнул Веня.

— А теперь мне пора, — сказал я.

— Конечно, конечно.

Я быстро пошел к особняку и тут с удивлением обнаружил, что Веня шагает рядом со мной. Сначала меня это неприятно поразило, но потом я сообразил, что нам просто по пути — у него и у Наташи была своя комната в особняке.

— Люблю природу, — сказал Веня.

— Молодец, — похвалил я.

Мы подошли к особняку.

— Ну, пока, Веня! — не останавливаясь я хлопнул его по плечу.

Теперь мне нужно было обогнуть особняк, чтобы подойти к автостоянке, где меня ждала в машине Альга.

Веня продолжал идти рядом.

— Ты чего вяжешься за мной? — спросил я.

— Просто так. Хорошо. Ночи короткие.

— Зато дни длинные, — проворчал я. — Иди домой.

— Я тебя провожу.

— Не надо.

Я резко свернул в сторону. Я почти бежал. Но он от меня не отставал.

— Отвяжись от меня, — сквозь зубы проговорил я.

— Ничего, мне не трудно.

Черт с ним, подумал я. Мы подошли к автостоянке. Она была залита электрическим светом и окружена со всех сторон жасминовыми кустами.

— Значит, решили прокатиться в Москву? — сказал Веня.

Я ничего не ответил.

Альга с тревогой смотрела на нас из машины. Я молча открыл дверцу и сел рядом с ней на переднее сиденье. Не успели мы и глазом моргнуть, как Веня открыл заднюю дверцу и тоже влез в машину.

— Я вам не помешаю, — заверил он. — А может быть, даже пригожусь.

Я был готов наброситься на него, но Альга тихо прикоснулась к моей руке. В зеркальце заднего обзора я видел смеющиеся глаза Вени.

— А если серьезно, Серж, — услышал я за своей спиной, — напрасно ты едешь с ней. Может быть, туда вообще не стоит ехать. Может быть, вам стоит отправиться в направлении прямо противоположном. Правда, поезжайте куда-нибудь за границу, к теплому морю… Мало ли, что Папа хочет. Мало у вас было из за него неприятностей, а?

— Ты вылезешь или нет? — сквозь зубы проговорил я.

— Нет. Не могу, — пожал плечами Веня. — Я нужен Папе. Папа хочет, чтобы я уже сегодня был рядом с ним. Ему нравится, как я готовлю кофе. Значит, мне с вами по пути. Папа сказал, что это кратчайший путь.

— Ты врешь!

— Честное слово. Я говорил с ним по телефону как раз перед тем, как ты полез бороться с охранником у «охотничьего домика». Я говорил из машины Парфена. Папа будет очень недоволен, если я не приду.

— Хорошо, — неожиданно для самого себя заявил я, — тогда сейчас я пойду за Наташей. Кажется, мы должны обсудить все это в ее присутствии…

Было очень тихо. Потом в ближних кустах жасмина застрекотали кузнечики. Сначала один, затем другой, а затем целый десяток. Это пронзительное стрекотание, отливавшее металлом, до боли резало уши. Я действительно готов был отправиться за женой. Вдруг Веня порывисто распахнул дверцу и вылез из машины. Подойдя к густому,

стянутому обручем, кусту жасмина, он ожесточенно ударил по нему ногой. Один кузнечик умолк. Веня пнул другой куст, затем третий. Стрекотание смолкло.

— Ну вот, — сказал я Альге. — Поехали.

В зеркало заднего обзора я видел удаляющегося Веню. Он неподвижно смотрел нам вслед, а потом вдруг замахал рукой: мол, до скорого, ребятки.

12

Мы мчались по правительственной трассе в столицу.

Громадные, источающие неестественно белый свет фонари словно клонились к шоссе. Кажется, за всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Почему она молчала, я не знаю. Я же приберегал слова до тех пор, пока все, наконец, не закончится. А может быть, на меня все таки подействовала комната, и в тот момент я находился в некоем регрессивном состоянии. По крайней мере, не могу припомнить ни одной мысли из тех, что посетили меня в дороге. Не исключено, что я пытался мыслить, но все мои попытки были придавлены ощущением близости этой чудесной девушки, красота которой парализовала все логические и аналитические процессы в обоих моих полушариях, а импульсов, которые продуцировались в спинном мозге, не хватало даже самоидентификации.

Мы въехали в столицу и подъехали к Москве. Я не узнавал ничего вокруг. Что то сверкающее и пестрое рябило у меня в глазах. Повсюду была устроена беспорядочная, но чрезвычайно интенсивная иллюминация. Фасады зданий были затянуты декоративными трепещущими холстами, которые имитировали псевдообъемы, превращающие окружающее пространство в нечто бесформенное и хаотическое, и за которыми, казалось, зияли черные раны. Если прежде ночная Москва представлялась подъезжающему к ней цельным фантастической огранки драгоценным камнем неизвестного происхождения, сиявшем в ночной пустоте, то теперь это был сгусток страшной и беспредельной пустоты, на которую наброшен саван, густо усыпанный фальшивыми блестками.

Едва ли не через каждые сто метров стояли армейские кордоны, но движение в обоих направлениях никак не ограничивалось и не регламентировалось. Никаких документов, никакого контроля.

На подъезде к мегаполису царило зловещее безлюдье, но внутри Москвы шумели толпы, каких я, честно говоря, никогда и нигде прежде не видел. Мы бросили машину около Центрального терминала и, крепко держась за руки, стали пробираться сквозь хохот, вопли и визг по направлению к Шатровому Дворцу.

Нам было известно, что полностью блокировано подразделениями спецназа лишь здание Концерна. Мне не нужно было иметь перед глазами никаких карт и схем, не нужно было специально продумывать путь, который приведет нас к месту назначения. Я вполне полагался на интуицию, так как знал, что как только мы начнем движение по внутренним пространствам мегаполиса, я смогу передвигаться хоть с закрытыми глазами, хоть на ощупь. Каждый лабиринт, каждый закоулок я начну ощущать так же конкретно, как ощущал собственное тело. Грубо говоря, моя архитектура была точной копией меня самого, — с той лишь разницей, что все внешнее было как бы обращено внутрь, а все внутреннее развернуто вовне… Координация у меня, слава Богу, не была нарушена, и я мог сходу найти собственный нос, ухо, пупок или пятку. Словом, я не сомневался, что отыщу путь и возможность проникнуть в офис Папы.