Великий понедельник. Роман-искушение
Шрифт:
– Я так полагаю, что Господь создал тогда Священный Огонь, который осветил Вселенную.
– Вселенной тогда еще не было, – поправил Фаддей. – Но свет этот действительно был прообразом Благого Огня. И прежде всего осветил он Небо Господне. И именно тогда великие серафимы, которых первыми создал Господь, воспылали огнем и пламенем просветились… «И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы…» То есть уже тогда, в Первый день творения, небо ангельское было отделено от бездны, в которой таился Злой Дух. И Свет разделил их в мыслях, так как всё тогда было мысленным, или идеальным. Благой Мыслью Господь Мудрости наш мир задумал и мыслью создал небо ангельское. Благим Словом сотворил Свет. Благим Делом стал творить тот мир, который мы называем материальным. Но это
– Никак нет, учитель. Ты просто разъяснил нам то, что никогда не разъясняют раввины.
– Правильно понимаешь, – одобрил Фаддей и продолжил проповедь: – «И создал Бог твердь. И назвал твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй».
– Ты сократил стихи. В Законе пространнее сказано, – тут же заметил Биннуй. А Фаддей ему возразил:
– Я немного сократил, чтобы выделить основное, что произошло во Второй день, с которого началась эра материального творения. И прежде всего нам надо уяснить, что материальный мир, вопреки тому, что говорят некоторые, не хуже, а лучше мира идеального. Точнее сказать, совершеннее его, ибо Мысль выразилась в Слове, а Слово, изрекая замышленное и претворяя изреченное, стало творить и действовать. И создано было Небо Второго дня, о котором сказано, что оно было Твердь. И как надо понимать это слово?
– Надо понимать, что это было прекрасное небо, а не то, которое мы видим сегодня, – ответил Биннуй.
– Правильно, – согласился Фаддей. – Но к этому надо добавить, что это воплощенное материальное небо было твердо в своей благости, в своем порядке, в истине и справедливости. И те, которых вы называете серафимами, получили теперь шесть крыльев. Что про эти крылья говорит нам Исайя?
– Насколько я помню, учитель, – отвечал Биннуй, – с помощью двух крыльев они летают, двумя другими закрывают свои лица, считая себя недостойными взирать на Господа, а третьей парой прикрывают ноги, недостойные того, чтобы Господь взирал на них.
– Они достойны, поверьте мне! – воскликнул Фаддей, и зрачки его перестали сверкать, а белки глаз исполнились грустью. – Они это делают из скромности и благочиния, ибо они высшие духовные существа и творения Первого дня и ближе всего к Господу Мудрости… А кого сотворил Бог во Второй день?
– Про это не сказано у Моисея. Зато у него говорится про воду которую Бог отделил… – начал Биннуй, но Фаддей его перебил:
– А я истинно говорю вам, что во Второй день Господь сотворил тех, кого вы называете херувимами, а некоторые парфяне называют их заступниками. Они сотворены были для того, чтобы окружать Бога, осенять Его, Ему предстоять, отражать Его славу и защищать ее. У них два лика: один лик – человеческий, а другой – животный. И если серафимы только огненны, то херувимы и огненны, и воздушны. И если серафимов можно уподобить мыслям Божьим, то херувимы – слова Господа, изречения Его, которые побуждают творить и действовать. – Третий день можно считать критическим, – продолжал Фаддей. – И прежде всего Господь создал ангелов, которых язычники до сих пор почитают за богов. Ангелы еще более материальны, чем серафимы и херувимы, и по внешнему виду совсем уже похожи на людей. Хотя тела их не костные, как у нас, а эфирные и огненности и воздушности в них достаточно, хотя не так много, если их сравнивать с серафимами и херувимами.
Ангелов очень много. Но я перечислю только главных из них, которые с тех пор руководят ангельскими воинствами и которых поэтому называют архангелами. Первым Бог сотворил того ангела, который ближе других пребывает к божественным мыслям и замыслам. Это – ангел-вестник, ангел-учитель и ангел-просветитель людей. В Парфии его называют Рашну, в Греции – Гермесом, а у нас, в Палестине, – Гавриилом. Вторым сотворил Он ангела-защитника, ангела-воина, который лучше других понимает и исполняет Слово Божие. В Парфии он – Митра, в Греции – Аполлон, а иудеи называют его Михаилом. Третьим воинством руководит Сраоша, или Асклепий, или Рафаил. Он ближе всего к делу Господню и ближе всего к людям, которых
Таковы три великих архангела, которые по Мысли Божией, по Слову Его действуют и управляют миром, но прежде всего о человеке пекутся.
А для сотворенного уже неба, для творимых огня, земли и воды, для растений и замысленных животных Господь в тот же Третий день сотворил еще шесть особых небесных попечителей.
У парфян это Асман, Атар, Зам, Апам-Напат, Хаома и Гэуш-Урван, а у иудеев – Уриил, Салафиил, Иеремиил, Иегудил, Варахиил и Рагуил.
Тогда же за твердью небесной, по ту ее сторону, Господь создал рай, в котором разместил ангельское свое воинство. И там же сотворил и поместил Бог бессмертных духов человеческих, до того как сотворил первого человека, следом за которым и другие люди родились и воплотились. И мой дух там был создан и пребывал, и твой, Биннуй, и твой, Хамон.
Верзила Хамон, стоявший слева от Фаддея, вздрогнул от упоминания своего имени и словно со страху спросил:
– А где Господь тогда пребывал? Тоже в раю?
– Господь вездесущ. Он везде пребывает. И шире, и выше, и глубже, и далеко за пределами того, что мы называем «везде» и «мир», – ответил Фаддей и продолжил: – Сотворением ангелов Третий день только начался. И вот, сотворив их, Господь создал благие воды и приступил к их организации. Воды он разделил на две части: одну поместил под твердью небесной, чтоб вниз проливалась и орошала, другую же преобразовал в великое море. Парфяне называют его Воурукаша, другие же народы имеют о нем смутное представление.
Посреди великого моря сотворил Господь сушу и назвал ее землею. Семь кругов у нашей земли, и тот круг, который в центре, – самый большой, потому что изначально был задуман и сделан для того, чтобы в нем жили люди. И в самом центре этого внутреннего круга Бог воздвиг великую гору – истинную и единственную Им сотворенную. Парфяне называют ее Харой, греки – Олимпом, а у нас для нее нет названия. Великая река стекает с этой горы и впадает в море, которое омывает сушу со всех четырех сторон.
На вершине великой горы Господь создал и возжег священный огонь, истинный, чистейший, благодатнейший…
Фаддей замолчал и взглянул на луну. И в это мгновение, то ли от лунного света, которым прониклись его зрачки, то ли по другой какой причине, черные глаза его расширились, как у кошки, и засверкали радостным блеском. И он взволнованно приказал:
– Укрепи огонь, Биннуй. Ибо я перехожу к злому и страшному.
Биннуй опустил в сосуд с огнем еще несколько щепок. Но Фаддей укоризненно покачал головой, и тогда к щепкам Биннуй добавил две сандаловые палочки.
А Фаддей продолжил:
– Моисей жалеет нас и свидетельствует: «И был вечер, и было утро: день третий». Но между вечером и утром всегда бывает ночь, о которой Моисей умалчивает. И в эту Третью ночь в глубине бездны и в середине тьмы пробудился Злой Дух, который до этого бездействовал и никак не проявлял себя. Священный огонь жизни, зажженный на вершине Великой Горы и проникший во все уголки Вселенной, прервал его черный сон и возмутил его злые очи, когда он их открыл. Он увидел, что прошло уже три дня, и за эти три дня Господь Мудрости сотворил и славу Свою, и воинство ангельское, и свет, и небо и землю, и зелень – плоть жизни, и священный огонь, для Злого Духа особенно ненавистный.
Я, помнится, уже говорил вам, что этот Злой Дух сродни Богу. Некоторые умники даже считают, что он чуть ли не брат Господу Мудрости и даже брат-близнец. Всё это – тайна великая, о которой человеку не стоит рассуждать. Избравший путь Истины одно должен знать твердо: он бог лишь для тех, кто провозгласил его богом и избрал путь лжи и смерти. Для праведных людей он лишь Злой Дух. И даже если он брат Господу Мудрости, то во всем ему уступает. Он – зол, а Господь – благ и милосерден. Он – вечен, но не бессмертен, потому что его вечности в конце веков непременно наступит конец. Он ужасно силен, но он не всесилен. Он вездесущ лишь в границах сотворенного мира. Он чудовищно умен, мысли серафимов читает и слышит слова херувимов, но замыслы Господа Мудрости ему недоступны.