Великий врачеватель
Шрифт:
Нет колодцев, — проговорил он растерянно.
Все вместе они двинулись на запад. Там тоже не
было колодцев.
Тогда по своему следу они пошли назад.
Колодцев не было нигде.
Солнце поднялось и уже начинало жечь.
У голого куста они сели, выпили воды из единственного оставшегося меха.
Масихи зачем-то снова начал листать астрологический календарь.
А я ошибся, — неожиданно сказал он, — по таблицам видно, дни звезды Альтаир наступят через неделю.
Хорошо бы
В лепешки набился мелкий песок. Он противно хрустел на зубах. Другой еды не было.
Когда стало совсем жарко, старый Масихи предложил выпить немного воды.
Я не хочу, — сказал Абу Али, едва раскрывая высохший рот, — пей ты, учитель.
Масихи тоже не стал пить.
Если воды запасено вдоволь, пить хочется не так сильно. Мысль о том, что воды нет, не хотела уходить из головы, заслоняла все другие.
К вечеру они опять двинулись вперед. Теперь они шли просто в южную сторону, глядя на звезды. Там, на краю пустыни, должен находиться город Джурджан, а может быть, и другой город. Это неважно. Лишь бы был город, селение, арык. Хотя бы один дом или куст, но обязательно, чтоб колодец, чтоб вода.
Масихи хрипло дышал, едва сидел на верблюде.
Абу Али заставил выпить его несколько глотков воды.
Вода не помогла.
— Ненужная трата, — сказал Масихи, — вода еще пригодится вам.
Абу Али хотел ему ответить бодрыми словами, но выдавил из сухого горла лишь несколько хриплых звуков.
На другой день Масихи уже не смог подняться.
Потом он стал бредить. Иногда он приходил в себя и, стараясь ясно выговаривать слова, просил оставить его здесь. Им надо идти дальше, не терять время и остаток сил, а он уже никуда идти не сможет.
Абу Али сидел рядом, беспомощно сложив руки, молчал. Никакие лекарства тут не могли помочь. Самое это страшное — чувство беспомощности, когда лежит рядом, мучается человек, и ты ничего не можешь сделать, чтобы облегчить его страдания.
...Вместе с проводником они закопали умершего Масихи глубоко в песок, чтобы не терзали его гиены.
Через день они потеряли второго верблюда. Возможно, верблюд был где-то близко, но у них не было сил искать его, и они двинулись дальше на юг.
Теперь шел первым Абу Али, рядом брел проводник. Оба держались за оставшегося верблюда.
Когда солнце уже закатывалось, на горизонте появились три огромные фигуры. Две фигуры были человеческие. Фигуры надвигались на них, держась за третью, верблюжью. Проводник упал на колени и закрыл глаза. Одна из фигур тоже мгновенно упала на колени.
Это бог выслал нам своих духов, чтобы призвать нас к себе, — бормотал проводник, — я чувствую: моя душа сейчас расстается с телом.
Вставай,
Но проводник уже ничего не понимал.
Он бормотал лишь бессвязные слова.
И редко совершал намаз, — бормотал он, — и был неблагодарным...
Вставай, — сказал Абу Али, дернул его и сам чуть не упал от слабости.
Они пошли дальше. Проводник продолжал шептать обрывки фраз, видимо, он представлял себя уже на небе.
Отец мой! — шептал проводник. — Как сладко поют гурии! Ах, какой аромат!
Проводник брел, держась за верблюда, мотаясь из стороны в сторону, прикрыв глаза, и все шептал.
Вдруг они наткнулись на верблюжьи следы. «Кто-то еще прошел по пустыне», — подумал Абу Али.
Верблюд давно уже шел по дороге. Кругом лежали возделанные земли. Абу Али это понял не сразу.
Проводник перестал шептать. «Лучше бы он говорил, — подумал Абу Али, — под его слова легче переставлять ноги».
Потом он подумал: «Еще несколько шагов, и я упаду».
Верблюд остановился.
Перед ними был дом. Рядом светилась, отражая свет месяца, городская стена.
Абу Али подошел к дому, уперся в дверь. У него уже не было сил поднять руку и постучать.
Это был город Абиверд.
Утро, весь день и всю ночь лежал Абу Али в темной комнате.
Рядом лежал проводник.
Иногда они просыпались, пили воду из пиалы, поставленной кем-то рядом с ними, забывались снова.
Потом Абу Али понял, что за ними ухаживает пожилой, весь высохший человечек. Абу Али напрягал глаза, но не мог разглядеть его лицо.
Наконец утром, через два дня, они встали, огляделись.
Верблюд привел их к самым воротам города. В маленьком домике около ворот жил одинокий человек — смотритель кладбища.
И отец мой был смотрителем, и дед, — рассказывал человечек, — а в аллаха они не верили. И я тоже не верю.
Проводник при таких словах сразу затыкал уши. После скитаний он исправно стал совершать намаз все пять раз в день.
Какая может быть загробная жизнь, — смеялся смотритель кладбища, — все они здесь лежат.
Проводник уходил из дому вон, чтобы не слушать эти дурные слова.
А во что же ты веришь? — спрашивал Абу Али.
А верю я в человека. Аллах не поможет, а человек человеку всегда поможет. А если не поможет, то, значит, он зверь, а не человек.
По вечерам смотритель ворчал:
Опять сегодня похоронили одного. Раньше хоронили иначе: место долго выбирали, чтоб и сухо ему там было лежать и тепло. А сегодня вырыли кое-как яму — да в воду. Нет, не те пошли времена, — вздыхал смотритель кладбища.