Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
Шрифт:
Однажды в деревеньке умер младенец. Его нашли в опустевшем колодце, тело
было искромсано в мелкие куски. Обвинили мать – Верею. Та давно кормилась
подаянием, околачивалась по тавернам, жаловалась на тяжелое бытие и этого
тролля, который ей поломал жизнь, что б его лихорадка… На общем сходе решили, что в пьяном порыве, одержимая схватила тесак и…
Потом убили юродивого. Ироньги его звали. Об этом даже и сход не созывали.
Руки и лицо у него и так всегда были
Только в последний раз слишком глубоко кольнул он себя в бок. И по всей околице
тянулся несмываемый кровяной след.
Купцы с городовым соорудили на всяк случай тревожный колокол. Прочесали
дома. Пустили собак. Утопили двух ведьм да старого вора в темницу кинули. На
том и успокоились.
Оставалось несколько часов пути. Мулы бежали веселей, хватая на ходу
зеленеющую траву, муравит семенил за ними. Авенира оставила хандра и юноша
прикидывал, как приспособить седло с уздой на необычное для тех мест существо.
В зверобытной науке он читал и не про таких тварей – не думал, что когда-то их
увидит. Двенадцать лет в стенах Академии стерли в его сознании разницу между
обычными и чудными зверьми – все они были лишь картинками с описанием. Зато
Марх не переставал удивляться. Он осматривал муравита, со смущением
расспрашивал Авенира о звере. Тарсянин не привык выказывать незнание, но
интерес к странной твари пересиливал.
Вот и сейчас сабельщик не удержался и задал вопрос.
– При битве, когда мы тварей тех давили, твоя живность сказала, что не любит
мясо. А кем он питается?
Авенир посмотрел на соратника, ответил средоточенно, ровно:
– Муравиты живут колониями и выращивают слизней. Жрут их и их «молоко».
Они типа крестьян наших. Только подземные.
– Ну а этот почему один?
– Выгнали наверное. Может, выполз на поверхность ночью и ускакал на
сороконожек охотиться. Без разрешения. Когда под утро приковылял, не пустили.
Скитался, да видимо его классорсиз… земляной змей, вроде того, которого Халил
выдаивал. Принял за антилопу. Ясно, прокусить чешуйчатую шкуру не смог. Но
пожевать мог, да отравил сильно. М муравита Гаруд нашел, выходил, учить стал.
– Что ж не убежал, когда отбивались? Умный же?
– Дома у него нет, скитаться одному опасно. А с нами вроде как повольней. Да
и рабство их род принимает. Пока не отпущу с клятвой, никуда не пойдет.
– Вон как, значит еще и честный.
– Они такие. Делают, как положено, врать и юлить не умеют.
За холмом показалась башня Глинтлейского замка. На пике развевалось
имперское
часов подошли к городским воротам. Марх двинул в дверь дорожным молотом, в
ушах загудело. На стене замаячил остроконечный шлем. Хриплый голос часового
гаркнул:
– Чего надо?
– Мы – двое из квеста. Принадлежим имперской рати. Сообщи Тиннейри, а
пока открой дверь да предоставь казарму – отдохнуть бы надо. Посмотри в
постовых записях, там про нас должно быть. Марх и Авенир. Месячной давности.
Голова в шлеме исчезла. Прошел час, а врата так и не открывались. Марх
постучал. Потом еще. Никто и не думал показываться. Тарсянин побагровел и стал
колотить, что есть мочи. На стене засуетились, высунулась знакомая голова.
– Чего надо?
– Слушай, мы сказали ворота открыть, да главного позвать.
Рядом с копытом мула в землю впилась стрела. Из бойниц показались
арбалеты.
– Приказано гнать вон. Убирайтесь. Иначе прямо сейчас к богам отправлю.
Хватило же таким псам наглости в Глинтлей вернуться?
Авенир снял капюшон, поднял голову.
– Откуда такие вести? Мы были в соглядатайстве у хуннов, а нас к вероломам
причислили?
– Знаем мы такое соглядатайство. Пойманный убийца раскрыл планы кагана.
Вы его шпионы. Записки обнаружили. Тиннейри лично допрашивал. Приказал не
впускать и не убивать… без причины. Велел передать пожитки. А теперь
убирайтесь к своему хозяину. Хан всегда кинет кость своим шакалам.
Засвистело. С высоты камнем рухнул сверток. В нем было несколько одежд, пара клинков и небольшой сверток с медяками. В землю впилась еще одна стрела, предупреждая, что разговор окончен. Путникам не оставалось ничего другого, как
только собрать скарб и развернуться. Отойдя на несколько верст, разбили лагерь в
ближайшем леске.
Юноша задыхался от обиды. Костяшки пальцев побелели, кулаки сжаты, на
глазах навернулись слезы. Марх безразлично, будто того и ожидал, пожал плечами:
– Стоило предугадать такой ход. Я никогда особо не нравился Тиннейри, да и
воеводы не жаловали. Это еще милостиво. Или у кагана убьют, потеряв с десятка
три хуннов, или так по миру пустят. Жаль только оружейню, много там у меня
добра было. Видать и стражи в тюках порылись. Как еще медяки не нашли?
– А меня-то за что? – парень справился с накатившими чувствами.
– Вестимо, – тарсянин присел, аккуратно извлек из грунта стрелы, – если я
шакал, то ты мой щенок. Чего зыркаешь? Не зря же тебя столько муштровал.