Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
Шрифт:
– За что?
– Везде изменников подозрит, обезумел. Считает, что из-за сельского люда
джунгары напали, мол, беглый донес. Его головорезы-опричники врываются в
дома, убивают, насилуют, звереют от крови и безнаказанности. А рабы потом тела
скидывают в проруби – чтоб чума не пошла. По весне мертвецы всплывают и
забивают собой речушки.
Выросли первые домики. Юноша велел становиться обозом, раскидывать
тенты. С телег поспрыгивали мужики – доставали
Бакун уже поставил отвоеванную наковальню, соорудил горнило и долбит молотом
какую-то железку. Освобожденный Тулай помогает, как может – раздувает мехи, носит воду, суетится. За пару месяцев освободительного хода хунн стал своим, послушным, исполнительным, молчаливым. Авенир осмотрел лагерь, отдал приказ
накормить Унтц-Гаки и направился осматривать ближайшую деревню. Сивуша
взял с собой, за старшего остался Корво – беглый крестьянин за время похода
отличился решимостью.
Заморосил дождь, охладил растревоженную горячими лучами покрытую
коростами кожу. Молодой волхв задирал голову, подставлял ноющее лицо. Два раза
спотыкался и чуть не поклонился с целованием земле. Послышались шорохи, наглые выкрики, хохот. За домом четверо наемников сцера потешались над парнем
– гоняли саблями, кидали булыжниками. Парень отмахивался палкою – левый глаз
заплыл, ухо ободранно, по щеке течет алая струйка. Он падал от попадающих
камней, но отмахивался от нападавших, зло кричал простуженным голосом.
Удар булавы смял голову первого наемника в кашу. Красный колпак остался
нелепо выпирать из плеч. Грузное тело в черном бархатном кафтане осело, трое
остальных изуверов на секунду впали в оцепенение. Парень, не теряя времени, ткнул расщепленным концом палки и второй воин с криком схватился за ухо.
Молодой святич куницей подскочил к обидчику, выхватил у него из ножен саблю и
саданул по шее. Двое потянулись к оружию – и оцепенели, зависнув в воздухе, безвольно подергивая ногами. Авенир что-то прошептал и изуверы исчезли.
Сивуш плюнул через плечо:
– Что это ты?
– Отправил к джунгарам в стан. Или куда подальше.
– А не проще убить было?
– Мне нельзя прерывать жизнь. Так Евлампия сказала. Насколько могу, не
убиваю.
Парень стоял наготове, пальцы впились в трофейную саблю так, что побелели
костяшки. Губы разбиты, сам в разорванной льняной рубахе, на ногах лоскутья.
Сивуш подошел к юноше, двумя пальцами вырвал оружие.
– Я пока подержу, а то ты устал, порежешься ненароком. Как тебя звать, смельчак?
– Дрын.
– А что к тебе молодцы то пристали? Видать в кабачке в кости проигрался?
Дрын утер рукавом сопли
– У меня дома жена молодая. Хотели взять… право первой брачной.
– Понятно. А как жить-то собираетесь? Неурожай нынче.
– Домов много пустых стоит. Хлева без хозяев с животиной, да поля
некошеные.
– Мародерничать, значит?
– А чо? Все так.
Авенир вмешался.
– Вот что, Дрын. Надумаешь, приходи в наш лагерь. К сцеру пойдем,
справедливости просить.
Парень попятился, глаза стали как чайные чаши.
– Да как же? Лучше схоронитесь где. Попадете к нему в лапы – со свету
сживет, душу в отстойник закинет. Он же с самим Ишгаром в совете.
Сивуш хлопнул юношу по плечу:
– Твое дело. Чую, дух в тебя геройский, а вот сердце заячье. Если сердце
посмелеет, будем рады тебя у костра с гори-травой привечать. За свободу и в
поганую яму можно.
Святич с волхвом покружили меж домиков и, не увидев никаких признаков
засады, воротились в стан. Палатки уже поставили, мужики жарят мясо, крики, смех. Кто-то борется, некоторые точат косы – переходить на джунгарские сабли и
кинжалы непривычно, но некоторые опробовали и их. Сегодня объявлен отдых, волшебная троица поставила защитные плети – изуверы сцера не пройдут.
Вечно уставший маг Гисс приподнял медное кольцо, два раза стукнул в
массивную дубовую дверь. По верованиям дуб охранял от злых чар и обезвреживал
любой яд, проносимый через его арку. Петли скрипнули, сквозь щель сочился
ядовитый красноватый свет. От двери вела ковровая дорожка, изрядно потертая: там и тут из нее вылезали вихрастые клочья, прорехи обнажали серые запыленные
камни. В центре зала возвышался огромный черный трон, на котором сидел не
менее огромный, похожий на ветхого медведя, сцер. Лицо изрезано морщинами, бегающий взгляд из-за опухших век казался диким, схожесть с загнанным зверем
поражала. Кожа без солнца стала серой, иногда правая щека подрагивала, губы то и
дело кривились, словно что-то терзало правителя изнутри. Из потолочной мозаики
струился, окрашиваясь в рубин, солнечный свет. Маг неуверенно приоткрыл дверь
– от господина в последнее время можно ожидать чего угодно.
– Кто? А, Гисс, входи. В этой мятежной земле уже никому нельзя доверять.
Лишь изуверы, да… ты. Зачем пришел?
– Сцер, на входе в город образовалось… магическое пятно. Никакими силами
не пробить, пустота и все. Возможно, боги хотят дать знак, но…
– Это все ложь. Предатели собрались, хотят свергнуть своего властителя.