"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Обещаю, — сказал Джованни… Опустив остриженную голову в большие ладони, он замолчал, вздрагивая всем телом. Отец Амио перекрестил его. Возложив руки на голову, иезуит проговорил: "O Bone Jesu, libera nos a peccatis nostris".
— Прости мне мои грехи, — повторил Джованни. Прижимая к губам распятие, он прошептал: "Аминь".
Эпилог
Раммельсберг, Нижняя Саксония, лето 1776 года
Деревянная клеть медленно шла наверх. Федор вскинул руки, разминая уставшие плечи. Он тихо сказал старшему мастеру шахты, Клаусу Рабе, что стоял рядом с ним, рассматривая чертеж новой штольни: "Вы как хотите, герр Рабе, а надо тот участок, — он махнул рукой в черную пропасть, — оштрафовать. Крепления никуда не годятся, вы сами видели".
Рабе поднял некрасивое, смуглое, с длинным носом и большими ушами лицо. Задрав темноволосую голову, — он был много ниже Федора, мужина хмыкнул: "Сами же знаете, герр Теодор, за установку креплений им платят меньше, чем за фунт руды. Вот они и торопятся".
— Торопятся, — Федор выругался. "Потом будем трупы вытаскивать. У них там десяток шахтеров на участке. Вы же едете, завтра в Гослар, в рудничную контору. Поговорите с ними, чтобы платили больше денег за крепления".
— Попробую, — вздохнул Рабе, и упер палец в чертеж: "Надо уже начинать дальше пробиваться, герр Теодор. Мы же с вами оба чуем — там хороший пласт лежит".
Веревки заскрипели. Федор, ловко шагнув из клети, похлопал по плечу ближайшего рудокопа: "Gluckauf!"
— Удачи, — повторил Рабе. Они, стоя на краю шахты, проводили взглядами вечернюю смену.
Все вокруг было покрыто серой, привычной пылью. Федор, вытерев лицо рукавом холщовой, пропотевшей куртки, забрал у Рабе чертежи: "Сейчас посижу, рассчитаю — сколько нам пороха понадобится, и на лесопилку надо зайти. В новой штольне, герр Рабе, сразу хорошие крепления поставим".
Они вышли из ворот, и направились вниз, по вьющейся среди елей и сосен дороге. У подножия горы поблескивал рудничный пруд. Рабе приостановился: "Скоро костры будут жечь, герр Теодор, Иванов день. У вас в России тоже его отмечают?"
— А как же, — Федор улыбнулся. "Вы мне скажите, герр Рабе, вы ведь на немца и не похожи, на итальянца, скорее".
Клаус рассмеялся. "Уж не знаю. Мы тут полтора века, в этих горах. Отец говорил — вроде из Англии наш предок приехал, тоже инженером был, как и вы. А у вас сегодня, что на обед?"
— Позавчерашний суп, — буркнул Федор, — сами знаете, у вдовы Беккер только пиво всегда свежее, а еда, — он ухмыльнулся, — не очень.
Они прошли мимо пруда, — босоногие мальчишки носились по воде, мимо башни с черепичной крышей, что возвышалась у лесопилки. Федор, подал руку Рабе: "Удачи вам там, в конторе, поругайтесь с ними как следует. Я сюда заверну, поговорю насчет леса".
— Приходите к нам обедать, герр Теодор, — улыбнулся Рабе. "Фрау Маргарита с утра сосиски с картошкой обещала, и кислая капуста у нас есть. Заодно посидим, я вам с этим — Рабе указал на чертежи, — помогу".
— Спасибо вам, — Федор покраснел и мастер подумал: "Так жалко его. Молодой, мой ровесник, а уже вдовец. Пусть хоть домашний обед, поест. Разве в трактире так накормят, как моя Маргарита готовит?"
— Тут дела закончу, переоденусь, — Федор смешливо подергал полу куртки, — и приду, герр Рабе. Мастер набил трубку и затянулся: "Шнапс у меня есть, хороший. Чего вам одному сидеть, да и шумно в трактире, не поработаешь, как следует".
Федор вдохнул ароматный дым: "Как будто вам рудничной гари не хватает, герр Рабе, тут у шахтеров наверняка — все легкие в свинцовой пыли".
— Не поверите, герр Теодор, когда меня тем годом завалило, — Рабе расхохотался, — больше всего жалел, что трубку с табаком под землю не взял.
— Рудничный газ, — Федор поднял бровь. "Тут его немного, конечно, шахта не угольная, но все равно…, Идите уже, — ласково подтолкнул он Рабе в плечо, — вы же пару месяцев, как повенчались, не след надолго молодую жену оставлять".
Он посмотрел на выпачканную серой пылью куртку Рабе, и, пробормотав: "Крепления, черт бы их подрал, — зашел во двор лесопилки.
Рабе аккуратно поставил рабочие, растоптанные башмаки у порога. Мастер крикнул: "Я пришел!".
— Сразу мыться! — раздался из комнат нежный голос жены. "Сейчас принесу лохань, ты иди в сарай".
Он прошел мимо клумб с цветущими розами, заглянул в курятник — внутри было чисто, в соломе стояла плетеная корзинка с яйцами. Скинув на пороге сарая грязную одежду, мужчина с наслаждением потянулся.
— Почти полмили вниз, — подумал Рабе, открывая дверь, забирая у Маргариты лохань с водой, — и потом еще две мили направо. Как назло, самый дальний участок и такие плохие крепления. Ничего, вернусь из конторы, сам туда схожу и как следует, поругаюсь с Большим Фридрихом. Пусть все заново ставят. А руда там, как на грех, богатая, одна из лучших штолен.
Он поднес к губам руку Маргариты, что намыливала ему голову: "Твой дядя, если не переделает крепления — рискует головой. Не только своей, но и всей бригады".
Жена вздохнула, и, зачерпнув чистой, теплой воды, смыла грубое мыло: "Сам знаешь, моему дяде — хоть кол на голове теши. Он до сих пор ворчит, что незачем руду в клети поднимать, можно как в старые времена — по лестницам карабкаться. Теперь, мол, детей к делу не пристроить, денег не зарабатывают".
— Я сам так начинал, — Рабе все сидел с закрытыми глазами, — сорок фунтов руды в корзинку за плечами, и дуй наверх. А потом вагонетки толкал, ты помнишь.
Маргарита развернула холщовую простыню, и вытерла его: "Когда ты вагонетки толкал, я еще в пеленках была. Зато потом помню, — она наклонилась и поцеловала его в лоб, — когда ты из рудничного училища приехал, я тогда в сортировочной работала. Тринадцать лет мне было, и я в тебя сразу влюбилась.
— Рассказывай, — Клаус нежно коснулся белой щеки. "Ты у меня такая красавица, никогда не поверю".
Косы темного золота, прикрытые чепцом, качнулись, Маргарита прикрыла синие глаза: "Истинная, правда, Рабе, вот чем хочешь, поклянусь. А почему, если вы клеть поставили, в шахте до сих пор лестницы есть?"
— Мало ли, — Клаус стал одеваться. "Вдруг пожар, вдруг водяное колесо сломается, да что угодно. Пусть будут, никому не мешают. Я сегодня герра Теодора на обед пригласил, помнишь, я тебе говорил о нем?"