"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Как звали твою жену, сын мой?
— Марта.
Слова священника отзывались гулким эхом под сводами собора. Петя знал их наизусть, еще со времен городского училища в Колывани.
Марфа, услышав, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома.
Тогда Марфа сказала Иисусу: Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.
Но и теперь знаю, что чего Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог.
Иисус говорит ей: воскреснет брат твой.
Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день.
Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет.
И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?
Она говорит Ему: так, Господи! я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир. [31]
Он внезапно понял, что нет для него, и не может быть иного прощания с Марфой — только эти слова от Иоанна, наполнявшие душу не печалью, а тихой радостью. «Да хранит тебя Господь, любовь моя, — прошептал он, — и пусть дарует тебе Он вечный покой в сени присутствия Своего».
31
Иоанн 11:20–27.
Воронцов оглядел уютную выбеленную комнату постоялого двора. Кровать была широкая, мягкая, со свежими простынями, окно — в мелком переплете рам — выходило на гавань. Его корабль стоял у причала.
— Завтра, Иисусе, завтра уже домой.
Петя увидел в окне свое отражение — ему никогда не шла борода, а уж такая отшельническая и подавно.
Он позвонил в звонок.
— Чего изволите? — на ломаном немецком спросила с порога, миловидная розовощекая служанка.
— Воды горячей, мыло, ножницы, бритву, бутылку вина. Есть в вашей деревне хорошее?
— Есть французское, только, — она покраснела, — дорогое.
— Тем более неси!
Он брился медленно, аккуратно, — хотя с непривычки и сложно было это делать с перевязанной рукой, — жадно поглядывая на пыльную, зеленого стекла, бутылку. Вино оказалось бургундским — не первого разряда, но пить было можно. Даже нужно, пробормотал Воронцов, доливая бокал.
В дверь поскреблись.
— Убрать у вас? — Служанка была выше Пети чуть ли не на полголовы. Из корсета рвались на волю спелые полушария, светлые, с кулак, косы змеилисьпо спине.
— Убери, — вздохнул он. — Звать тебя как? Вино будешь?
— Ингрид. — Она снова покраснела. — Буду, если угостите.
— Неси еще бутылку и бокал.
— Что ж ты не замужем такая красивая?
— Была замужем, да муж утонул в море. Уж год как. Трое сыновей у меня малолетних, кормить их надо.
— Сколько ж тебе лет? — спросил Петя, внимательно рассматривая неожиданную собеседницу.
— Да тридцать скоро, — Ингрид тихонько вздохнула.
Петя вдруг вспомнил Ермака: «Как вернемся в Соль Вычегодскую, надо тебе, Петр, вдову какую чистую найти, пусть и постарше. Не дело без бабы жить».
Он разлил остатки вина.
— Еще выпьем или сразу… — Петя кивнул на постель, стараясь не выдать своего смущения.
— Как ваша милость пожелает, — потупилась она.
Петя провел рукой по ее пышной груди.
— Мне, Ингрид, хочется по-всякому, я, чтобы ты знала, почти год провел во льдах. Так что у меня много желаний, показать, каких?
Отчаянно краснея, женщина согласно кивнула.
Засыпая на ее плече, Петя подумал, что Берген не такая уж и дыра.
Корабль отходил в полдень. Покидая постоялый двор, Петя столкнулся с Ингрид уже в дверях.
Она поклонилась: «Попутного ветра».
— Погоди, — он полез за кошельком. — На, возьми мальчишкам своим.
— Нет, нет, что вы, мне не надо.
— Тебе не надо, а им надо, сам сиротой был, знаю, каково это. Бери. — Он расцеловал ее в обе щеки. — И спасибо тебе.
У западного входа собора Святого Павла торговец надсадно предлагал лотерейные билеты по десять шиллингов за штуку. Доход, если верить криво напечатанному объявлению, шел на ремонт английских портов.
— Умно, — хмыкнул Петя и купил билетик.
Торговец проверил таблицу и разулыбался пригожему синеглазому джентльмену с искалеченной рукой, — моряк, должно быть, или на континенте воевал.
— Вы выиграли фунт. Может, еще возьмете?
— Нет, не буду судьбу дразнить. — Петя сунул шальные деньги в карман и оглянулся. Почти ничего не изменилось, только биржу уже достраивали, да книжных лавок стало куда больше.
Он зашел в одну и застыл в восхищении, за четыре года появилось столько нового, что глаза разбегались. В конце концов он выбрал английский перевод «Метаморфоз» Овидия и свежий, двенадцатый том «Магдебургских центурий». Сам он не находил интереса в штудировании скучных рассуждений об истории церкви, когда можно налить вина и раскрыть того же Овидия, но Степану нравилось, он покупал каждый новый том.
Петя расплатился, приказав доставить книги в усадьбу Клюге — туда же из порта повезли его багаж, — и подумал, что у него осталось еще одно дело на этом берегу Темзы.
Погреб уходил вдаль и вниз, в темноте виднелись ряды бутылок. Петя еще раз попробовал вино, бледно-золотой напиток оставляла на языке вкус фруктов с чуть заметной ноткой бузины.
— Ящик.
Торговец побледнел.
— Цены из-за войны на континенте взлетели вверх. Господин будет брать?
Петя высыпал на прилавок горсть золотых монет.
— Будет.
Перед ним поблескивала Темза, низкая, играющая в лучах солнца. Если присмотреться, то можно увидеть на том берегу склады «Клюге и Кроу». Он спустился по знакомой каменной лестнице, с наслаждением вдыхая острый пряный запах. Приказчик, не поднимая глаз от торговой книги, сказал: «Здесь только опт, розница в Сити, напротив церкви Святой Елены».
— Я наслышан, — негромко сказал Воронцов.
Приказчик вскинул изумленные глаза и выронил из руки перо.
— Мистер Питер!