"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Тедди спокойно спал, раскинувшись на кровати в комнате у Джо. Марта прикрыла его шелковым одеялом: "Не кричи. У меня не было времени посылать тебе записку. Тем более, что ты был в Арсенале, у Лавуазье".
— Больше никогда так не делай, — вздохнул Федор. "Ты же знала, что это ловушка. Еще и Джо потащила туда".
— У нас были пистолеты, — Марта отпила вина и прислушалась. "Пойдем, — велела она, — Иосиф вернулся, из госпиталя".
Тео стояла в передней, взяв Жанну за руку, комкая кружевной платок. "Она в спальне, — растерянно сказала женщина, — мы только дали ей попить, но не кормили, как вы и велели. Вы уверены, что…"
Иосиф передал саквояж Аарону: "Иди, все приготовь. Значит, так, — он повернулся к женщинам, — мне нужна будет горячая вода, комнату надо затемнить и зажечь свечи. Потом она пару дней полежит с повязкой на глазах, и все будет хорошо. Я эту операцию десятки раз делал. Аарон мне поможет, у него ловкие руки. Только разденьте девочку, пожалуйста".
— Я ей дала Тедди платьице, — вздохнула Марта, — она, хоть и старше его на вид, но хрупкая. Высокая, правда. Ей года три, наверное, или около того.
Ханеле лежала, смотря невидящими глазами в потолок.
Иосиф присел рядом с кроватью: "Хана, я тебе сейчас дам выпить одно снадобье, и ты заснешь. Потом я полечу твои глаза, и ты будешь видеть".
— Я уже вижу, — удивилась девочка. "Я все вижу". "Лошади, — подумала Ханеле, — гром, пахнет порохом, кровь, много крови. И его друг, лучший друг. Как брат ему. Бедный. Не буду ему говорить".
Она почувствовала запах роз где-то у себя над головой: "И ей ничего говорить не буду, не надо. Только хорошее, помни, только хорошее".
Теплая рука коснулась ее щеки. Ханеле улыбнулась: "Двое их будет, — сказала она тихо. "Опять кровь, — горько подумала девочка. "Пепел, все сожжено, голод, люди умирают".
— Что она говорит? — шепнула Жанна Аарону, помогая ему раскладывать инструменты. "Не знаю, — пожал плечами тот. "В тот раз, когда мы приходили на квартиру к аббату Пьетро, она меня назвала по имени. И спела мне колыбельную, ту, что моя мама пела".
— Песенку! — капризно потребовала девочка, приподнимаясь на постели. "Песенку хочу!"
Тео аккуратно раздела ее. Иосиф попросил: "Снимите и медальон тоже".
— Нельзя! — закричала Ханеле, вырываясь из рук женщины. "Нельзя это трогать! Вам нельзя! Смерть!".
— Нет, она точно не в себе, — подумал Иосиф, глядя на закатившиеся, беловато-серые глаза. "Может, это у нее от слепоты, катаракта врожденная, к полугоду эти дети уже ничего не видят. Снимем — и она оправится".
— Он тут, — вдруг поняла Ханеле. "Тот, светлый. Ему можно".
— Что тут такое? — раздался с порога голос Марты.
— Пытаемся снять медальон, — вздохнула Тео, — но малышка не позволяет.
— Это он, — вдруг подумал Федор, глядя на большую, под балдахином, кровать. "Я его уже держал в руках, в Санкт-Петербурге, когда в первый раз аббата встретил. Я тогда Степана увидел, на одно мгновение".
— Ему можно! — Ханеле вытянула ручку. "Только ему!".
Федор осторожно снял с шеи девочки медальон и нажал на крышку. "Не верю, — подумал он, глядя на испещренный странными буквами и неумелыми, кривыми рисунками, пожелтевший пергамент. "Не верю, этого быть не может, нет!"
— Давайте снадобье, — велел Иосиф. Он поднес серебряную ложку к губам девочки. Та, выпив, откинувшись на подушки, тихо спросила: "Что…, ты видишь?"
Федор закрыл медальон и сжал его в руке.
— Своего брата, — в наступившем молчании ответил он.
— Это… — пролепетала Ханеле, — мой…, отец. Песенку…, - едва слышно попросила она.
Федор постоял несколько мгновений, слушая тихий голос Аарона, что, держа за руку девочку, пел колыбельную. Развернувшись, так и не выпуская медальона, он вышел из спальни.
Марта чиркнула кресалом и зажгла свечи. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, опустив веки. Она взглянула на бледное лицо мужчины и, кашлянула: "Операция прошла отлично. Анна…, Хана…, она отдыхает сейчас. Иосиф через два дня снимет повязку. Она будет совершенно здорова. Тео с Жанной в театре уже, мы тебе оставили обед, пойди, поешь".
Федор пошевелился: "Только подумать, что я эту бумажку, — он указал на медальон, — видел в детстве, она в столе у моего отца валялась. Стефан…, Степан, если по-русски, мой брат младший, — он ее забрал, когда в море уходил, гардемарином, шутки ради. Тут одна половина, а вторая — у него".
— Откуда ты знаешь? — похолодев, спросила Марта. Она присела на ручку кресла и посмотрела на медальон, лежащий в большой ладони.
— Я все теперь знаю, — невесело улыбнулся Федор. "Я же тут не зря все это время пробыл. Мой брат…, - он помолчал, — живет в Иерусалиме. Он потерял кисть правой руки, я видел нашу семейную саблю — она у него. Он женат. Жена у него ребенка ждет, на сносях уже. И медальон он носит, так что он тоже, меня видел. Я, правда, все это время, сидел, закрыв глаза. Вряд ли Степан понял, где я. Он стал евреем, — добавил Федор, поднимаясь.
Марта отступила к двери.
— Теодор, — твердо сказала она, — не смей! Не смей в это верить! Это шарлатанство, чушь, вроде эликсира бессмертия, который, якобы пьет этот алхимик, граф Сен-Жермен! Ты же ученый, Теодор.
— Ученый, — он устало потер покрасневшие, голубые глаза.
— Плакал, — поняла Марта.
— Я тебе расскажу, — он подошел к окну. Отдернув бархатную гардину, Федор посмотрел на медленно темнеющее небо над Сеной. "Я уже видел своего брата — три года назад. Недолго, правда".