"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Отпечатанные на атласной бумаге билеты уже лежали на серебряном подносе.
Марта взяла перо. Положив перед собой стопку листов, она начала писать: "Уважаемый месье Франклин! Как и обещала, посылаю вам билет на мой благотворительный вечер. Весь сбор будет направлен в поддержку нуждающихся артистов. Очень надеюсь увидеть вас, примите уверения в моем совершенном почтении, мадам Марта де Лу".
Она, на мгновение, отложила перо и потянула носом. "Жасмин расцветет, — усмехнулась Марта. Подперев руку щекой, она посмотрела на парижские крыши. "Да нет, милая, — тихо сказала женщина, — прошло то время".
Марта встряхнула высокой прической и вернулась к работе.
На соборе Парижской Богоматери били к вечерне.
— Так, — деловито сказала Жанна, указывая на сундуки, — я тут вам провизии положила, до Лиона должно хватить, а там уже и до Ливорно близко. А вы, месье Иосиф, потом проверяйте, чем вас на постоялых дворах кормить будут, не дай Господь — тухлое подсунут.
— Непременно, мадемуазель Жанна, — рассмеялся мужчина. Взяв Джо за руку, он шепнул: "До самого Иерусалима тебя никуда не отпущу, там-то уже так часто не увидимся".
Ратонеро лаял, то запрыгивая в карету, то выскакивая из нее.
Ханеле стояла, зачарованно смотря на играющее закатными красками небо. Утром ей сняли повязку — медленно, аккуратно. Человек с мягким голосом, — дядя Иосиф, — напомнила себе девочка, — ласково сказал: "Теперь можешь открыть глаза, милая".
Ханеле и не знала, что мир — такой красивый. У женщин были яркие, как цветы, платья, камни на их пальцах переливались, играли в солнечном свете. К ней привели познакомиться мальчика — младше ее. Его тоже звали Теодор — как дядю. Ханеле посмотрела на него: "Белое и черное. Бедный, как ему плохо будет. Не надо говорить".
Она погладила большую, теплую ладонь: "Надо, чтобы сказал. Он на нее смотрит, и не говорит. Я пойду, поиграю".
Аарон присел рядом с ней: "Тут есть крокодил, попугай и еще кое-что".
— Корабль, — обрадовалась Ханеле и Аарон подумал: "Она же никогда корабля не видела, даже на картинке". Девочка положила ручку на медальон и важно добавила, разглядывая Аарона дымными, серыми глазами: "К папе поплывем, на корабле".
Она стояла совсем рядом. Федор, наконец, подняв голову, тихо сказал: "Мадемуазель Бенджаман…"
— Мне сегодня розы доставили, — она куталась в кашемировую, цвета гранатов, расшитую золотом шаль. "Белые розы, месье Корнель".
— И будут, — Федор внезапно улыбнулся, — будут доставлять, каждую неделю. Она, было, хотела что-то ответить, но Федор поднял руку: "Вы вправе жить прежней жизнью, мадемуазель Бенджаман. Я не смею чего-то просить. Просто знайте, что я вас люблю, и буду любить всегда, пока я жив. И, конечно, у вас нет более преданного слуги".
Ветер ерошил его рыжие волосы. Тео, взглянув в голубые глаза, вздохнула: "Спасибо, месье Корнель. Возвращайтесь к нам, Париж будет вас ждать".
— А вы? — хотел спросить Федор, но, вместо этого, подхватив на руки племянницу, велел: "Все, садимся".
— Ну, хоть так, — подумала Ханеле и вслух спросила: "Дядя Теодор, а от вас, чем пахнет?"
— Я еще успел с утра в лаборатории побывать, вот сейчас тебе все и расскажу! — он подошел к Марте. Та, перекрестив его, велела: "Ну, с Богом, осенью жду тебя".
Джо все махала им, пока карета ехала по набережной Августинок. Потом экипаж исчез из виду, и Тео грустно сказала: "Вот мы и одни остались. Переночуешь у нас с Тедди, раз сегодня спектакля нет?"
Марта кивнула, все еще глядя в сторону Нового Моста. Жанна, забирая у нее ребенка, улыбнулась: "Я его уложу, а потом в карты поиграем. Холодная куропатка у нас есть, сыры тоже, и шампанского выпьем".
Пьетро открыл глаза и огляделся, ожидая услышать рядом дыхание Евы, ее шаги — где-то неподалеку. Он добрался до Парижа только ранним утром — ее не было, на столе лежала записка. Прочитав ее, Пьетро сел, и, уронив голову в руки, заплакал.
— Знай, что я всегда тебя любила, — повторил священник. "Господи, счастье мое, ну зачем ты так, зачем? Я поеду за тобой, сделаю все, что ты хочешь — только не бросай меня".
Он поднялся. Тщательно вымывшись, надев сюртук, он стал собираться. Укладывая сутану и пистолеты, Пьетро подумал:
— Ну, какая из нее монахиня? Господи, да если она мне скажет, — я сложу с себя сан, брошу карьеру, стану евреем, магометанином, да кем угодно — только бы Ева была со мной.
Идя к дому причта, по утренней, еще пустынной площади, Пьетро обернулся и посмотрел на окна квартиры Корнеля — они были задернуты тяжелыми портьерами.
— Я уезжаю, по делам ордена, — сухо сказал Пьетро, передавая ключ отцу Анри. "Присматривайте тут за нашим подопечным".
— Он появлялся, не далее, как вчера, — захлопотал отец Анри. "Сказал, что по заданию Школы отправился искать месторождения селитры. В Пиренеях, до осени. Мол, осенью увидимся".
— Хоть бы он там голову себе свернул, дорогой кузен, — с неизвестно откуда взявшейся злостью подумал Пьетро. Он прошел к неприметной таверне рядом с аббатством Сен-Жермен де-Пре.
Пьетро присел на деревянную скамью. Слушая, как шелестят листья тополей над головой, приняв у хозяина стакан вина, он сказал: "Вот, что дружище. Мне нужна самая быстрая лошадь, какая только есть в этом городе. Ради вящей славы Господней, разумеется, — Пьетро поднял рыжую бровь. Достав из кармана сюртука туго набитый кошелек, он попытался передать его кабатчику.
Тот, усмехнувшись, отстранил деньги: "Вы пейте, святой отец, это за счет заведения".
Пьетро сидел, закрыв глаза, незаметно перебирая четки, пока его не тронули за плечо. Он легко вскочил в седло гнедого, кровного жеребца. Пристроив свою суму, наклонившись, Пьетро велел ему: "А теперь — в Ливорно".
Часть двенадцатая
Иерусалим, осень 1778
Маленькая, белокурая девушка выжала тряпку. Она весело сказала, глядя на вымытый пол: "Ну вот, Лея, сейчас суп доварю, и все будет готово!"