"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Какие дома низкие, — внезапно сказала Джо, оглядывая улицу. "А людей много, только почему они на нас так смотрят?"
— Потому, — сочно ответил Федор, беря за руку племянницу, — что ты, Джо, хоть и в шерстяном платье, а все равно — в Париже сшитом. Не говоря уже о нас с Иосифом. Тут так никто не одевается, у них у всех — заплата на заплате.
— Не волнуйся ты, пожалуйста, — шепнул ей Иосиф. Он быстро, мимолетно коснулся ее руки. "Два года, — грустно подумал мужчина, идя за Ханеле. "Как бы еще прожить их".
Они свернули в узкий проулок. Ханеле, остановилась перед старыми воротами: "Вот здесь. Только папа сейчас на работе, они улицы мостят. Он уже сюда идет, я вижу".
Во дворе, на веревках, сохли развешанные пеленки. Женщина в туго намотанном платке наклонилась над тазом со стиркой.
— Это папина жена, — замерев, прошептала Хана. Федор почувствовал, как девочка уцепилась за его руку — сильно, до боли.
— Интересно, — вдруг подумал Федор, — она по-русски говорит?
Женщина разогнулась. Большие, красивые глаза блеснули улыбкой, и она сказала, по-русски: "Здравствуйте!".
Иосиф и Джо закрыли за собой калитку. Джо тихо шепнула: "Очень красивая она, эта Лея. Только у нее платье совсем закрытое, а у меня…, - Джо оглянулась и пробормотала: "Надо было у нее шаль одолжить, все-таки".
Иосиф вздохнул: "У тебя есть шаль. Даже несколько. Как только станет понятно, где тебя поселят, мы с Аароном тебе все принесем. Я тебя люблю".
Она завернули за угол дома, и Джо подумала: "Какая комната у них маленькая. Они там вчетвером жить станут. Мальчик такой хорошенький, и улыбается уже. Господи, неужели у нас тоже — такой будет, — она зарделась. "Я же не знаю ничего, как с ними обращаться. Хоть мне Марта и говорила, что это легко. Можно будет Лею попросить меня научить, она же дочка этого Исаака Судакова".
— Тут, — Иосиф зашел во двор одноэтажного дома. Наклонившись, он заглянул в подслеповатое окошко. "Дети, — вдруг улыбнулся он. "Днем мальчики учатся, а взрослые вечером. Я-то, как бар-мицву справил, отказался дальше заниматься. Папа и не настаивал. Но хоть в Ливорно я по нему кадиш сказал, как положено. На могилу его сходил, хотя там, конечно, все вместе лежат — и евреи, и не евреи, и врачи, и больные. Чума не разбирает".
Он оглядел пустынный двор. Поправив кипу, отряхнув сюртук, мужчина попросил Джо: "Подожди меня тут, пожалуйста".
Девушка присела на каменную скамью у входа. Сложив руки на коленях, она вздохнула. "В море все просто, — сказала себе Джо. "Есть карта, есть секстант, чутье есть, в конце концов. А тут, — она пожала плечами, — как будто вслепую, ночью, корабль ведешь, по неизвестным водам. Эх, — она посмотрела на дверь в ешиву и закрыла глаза, подставив лицо еще теплому солнцу.
— Да вы садитесь, — Лея убрала со стола шитье. "Садитесь, пожалуйста… — она замялась. Федор смешливо сказал: "Вот что, дорогая невестка, вы меня просто по имени называйте, раз мы теперь родственники".
— Так, — подумал Федор, осматривая комнату. "Завтра тут все оштукатурить надо, пока тепло. Мебель им подправить, Ханеле кровать сделать, и на рынок сходить. Нечего ей с грудным ребенком туда-сюда бегать. Пусть дома сидит, отдыхает".
Ханеле устроилась на кровати, восхищенно разглядывая брата. "Она ведь русского не знает, — подумал Федор. "И святого языка — тоже. И этого их ладино. Как они разговаривать-то будут?"
— Я помню, — запинаясь, неуверенно проговорила Ханеле по-русски. "Помню немножко. Маленький, — сказала она ласково, глядя на Моше — мальчик улыбался.
— Ханеле научится, — Лея накрыла на стол и покраснела: "Простите, что так небогато. Мы мясо только на Шабат едим, и все".
Федор зло подумал: "Ну что тебе раньше стоило приехать? Ты не знал, конечно, что они тут живут, но все равно стыдно".
— Папа! — вдруг, тихо сказала Ханеле. "Мой папа!"
Федор поднялся — брат стоял в дверях, нагнув голову — притолока была низкой. Он, глубоко вздохнув, сделав к нему шаг, проговорил: "Степа!"
Девочка сорвалась с места. Кинувшись к отцу, влетев в его объятья, она тихо, горестно расплакалась.
— Что ты, милая, Ханеле, доченька моя, — шептал Степан, целуя ее мокрые щеки, — не надо, не надо. Папа тут и мы никогда больше не расстанемся". Ханеле потянула с шеи медальон. Подергав за цепочку, она велела отцу: "Ты тоже!"
— Да, — улыбнулся Степан, — больше они нам не понадобятся. Убери, Лея, пожалуйста, — он протянул жене медальоны — золотой и серебряный, — в шкатулку. Пусть лежат. Отец твой говорил, не надо их трогать.
— Вы поешьте, — Лея подхватила младенца, — а мы во дворе погуляем, там тепло. И Ханеле поиграет, да? Вам же поговорить надо, — она посмотрела на мужа.
— Господи, одно лицо с Елизаветой, — подумал Степан, смотря на дочь. "И волосы те же, и глаза. Красавица моя, девочка моя. Теперь еще больше работать надо, приданое собирать".
— Иди, моя маленькая, — он поцеловал дочь в лоб. "А вечером я вернусь, и побудем все вместе".
Федор быстро съел суп и, заметив: "Вкусный", велел: "Рассказывай".
Он слушал, глядя на усталое, постаревшее лицо брата. Потянувшись, взяв его искалеченную, правую руку, Федор сказал: "Степушка…, Мальчик мой, если бы я знал…, Я же был там, в Санкт-Петербурге, Хане тогда три месяца исполнилось. Я бы нашел ее, а вот видишь, — Федор пожал плечами, — бежать мне пришлось".
— Я ее очень любил, Елизавету, — Степан сидел, опустив голову. "Когда я увидел, что она умирает…, я думал, что и сам того дня не переживу. А вот — и жена у меня теперь есть, и сын родился, и еще дети будут. Ты на меня не сердишься, Федя? — мужчина поднял блестящие, серые глаза. Федор, встав, обняв его за плечи, вздохнул: "Вот же дурак. Ты мой брат, Степа, и так будет всегда. А что не писал я, — Федор усмехнулся, — так я писем твоих не получал, я и сам в бегах был".
— Так ты в Россию не вернешься? — Степан, осторожно вынув из-за книг саблю, передал ее Федору. "Держи, пусть у тебя будет, мне-то она ни к чему. Мне тот араб, которому я голову снес, из-за нее, — Степан помолчал, — рассказал, что тут за значки на эфесе. "Меч Сигурда, сына Алфа, из рода Эйрика". Так что это все, правда — о варягах.