"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Позови… — она широко открыла рот, — миссис Хэдли…и не уходи, пожалуйста…
— Ну что ты, что ты, — Джон поцеловал высокий, белый лоб и увидел, как она кладет пальцы на свой золотой крестик.
— Миссис Хэдли! — закричал он, придерживая Марту. Жена застонала — длинно, протяжно. Акушерка, войдя в комнату, спокойно сказала: "Давайте-ка, ваша светлость, время ребенку на свет появиться".
— Господи, — подумал Джон, обнимая ее за стройные плечи, шепча на ухо что-то неразборчивое, чувствуя, как ее ногти вонзились ему в ладонь, — Господи, я прошу тебя — пусть все будет хорошо. Сохрани всех нас.
Он вспомнил заснеженный двор деревенской церкви, серый шпиль, поднимающийся в голубое, яркое небо, и птиц, что вились над крышами. "Как их много, — восхищенно сказал маленький Тедди, что, вместе с Майклом, нес кружевной шлейф матери. "Это к счастью, мама".
— Я тогда ей напомнил: "Вот видишь, я же тебе говорил, в Париже еще — посмотрим, что там в горшочке получилось". А она улыбнулась, — лукаво так: "С первого раза все вышло, ваша светлость".
Он вытер пот с ее лица шелковой салфеткой: "Еще немножко, милая. Все хорошо, все хорошо".
Марта помотала головой: "Больно! Очень больно!". Джон увидел крупные, ползущие по щекам слезы. Внезапно испугавшись, он взглянул на акушерку. Та стояла на коленях между раздвинутыми ногами женщины. "Еще чуть-чуть, — ободряюще улыбнулась та. "Один раз, ваша светлость, головка уже видна. Белокурый будет, — добавила женщина, смеясь.
Джон твердо взял ее за плечи: "Я люблю тебя, Марта, люблю тебя, — он закрыл глаза, и повторил: "Люблю".
На песке горел костер. Маленький Джон откинулся к борту лодки: "Ветчина просто отличная, а макрель нам Питер так зажарил, что даже в Амстердаме бы позавидовали".
Питер лежал, блаженно улыбаясь, отхлебывая вино из серебряной фляжки. "Селедка, в Амстердаме, тоже вкусная — Констанца облизала пальцы. "Тетя Эстер тоже ребенка ждала, я помню. Дядя Джон, там не получали письма — кто у нее родился?".
Джон покачал головой и развел руками: "Она ведь на Карибах, милая, на Синт-Эстасиусе. Оттуда долго письма идут, тем более война сейчас".
Он поймал предостерегающий взгляд Питера и опустил веки. "Мерзавец, — яростно подумал Джон, — какой мерзавец этот адмирал Родни. Депортировать невинных людей, сжечь их дома…Папа пытался узнать — что с Эстер и ее мужем, но Родни написал, мол, никаких Горовицей на острове не было. Наверняка врет, выслал их на Сент-Китс, или еще куда-нибудь".
Майкл, что лежал, обнявшись с младшим мальчиком, под боком у отца, сонно зевнул: "Когда война закончится, отвезешь нас на континент, папа? Я хочу с дядей Теодором позаниматься, в его лаборатории".
— А меня, — Констанца вздернула подбородок, — приглашал учиться химии сам месье Лавуазье, понял?
— Ты опять задаешься, — уже в полудреме, пробормотал Майкл. Питер рассмеялся: "Поедем, конечно, милые мои. И в Париж, и в Амстердам". Он взглянул на солнце, что заходило над уже зеленеющими полями, и добродушно поинтересовался: "Так и отказываешься стать крестной, Констанца?"
Девочка вздохнула. Помогая Джону убраться, она ответила: "Я не верю в Бога, дядя Питер, вы же знаете. Тетя Тео написала из Парижа, что с радостью будет крестной. Джон за нее в церкви постоит. А крестным, — она рассмеялась, — опять вы".
Питер поднялся и погладил рыжие косы: "Ну, как знаешь, милая".
Констанца собрала кости от рыбы, и завернула их в салфетку: "Пойду, выброшу". Она шла по белому песку — высокая для своих лет, стройная, в темно-синем, тонкого сукна платье. Питер, оглянувшись на спящих мальчиков, вздохнул: "Тяжело ей, конечно. Я все-таки не отец, да и матери у нее нет".
— Если бы ты женился…, - начал Джон. Он порылся в карманах куртки и, отойдя поближе к воде, — закурил сигарку. Питер усмехнулся, посмотрев на тихую гладь моря: "Это по любви надо делать, милый мой. Как сестра твоя, как отец твой, как ты сам. Да и я тоже, с Марией покойной".
— Все еще будет, — уверенно отозвался Джон, и положил руку на крепкое, в льняной рубашке, плечо Питера: "А я уже через два года на континент отправлюсь, как только учиться закончу. В Испанию, папа сказал. К тому времени мы с колониями мир подпишем, конечно. Скорей бы уже".
— Будет, — отозвался Питер, и поймал за руку возвращавшуюся племянницу: "Пока малыши спят, посмотрим, что за книги его светлость привез, ладно?"
Констанца пожала его пальцы и Питер повторил: "По любви. Просто жди, и она еще придет. А Марта, — он тихонько вздохнул, — Марта — твой друг, и так будет всегда".
— Смотри, — сказал Джон, — там кто-то машет нам, у дома.
Младенец звонко, весело кричал, вертя белокурой, изящной головой. Глаза у ребенка были цвета морской воды. Марта, все еще тяжело дыша, откинулась в руки мужа: "Все-таки, наверное, потом зеленые станут, как у меня…"
— Мои красавицы, — Джон обнял их обеих. Миссис Хэдли улыбнулась, подав Марте девочку: "Шесть фунтов, ваша светлость. Просто куколка, такая миленькая. Поздравляю вас".
Джон спустил кружевную рубашку с белого плеча жены. Смотря, как дочь жадно потянулась к груди, он шепнул: "Все вместе будем спать, даже и не спорь. Я велю колыбель в нашу опочивальню поставить. Сам буду тебе приносить нашего ангела".
Дочь подняла на него глаза. Марта усмехнулась: "Ангел, думаешь? Ты же моя сладкая, — она покачала девочку. Джон, все еще держа их в руках, тоже рассмеялся: "Смотрит — точно, как ты, любовь моя. Леди Элизабет Холланд, — он коснулся белой щеки. Девочка, поморгав глазками, посопев, не выпуская груди — успокоилась.
Джон все сидел, целуя теплый, бронзовый затылок, нежную шею жены. Потом, устроив ее с дочкой в постели, выйдя на цыпочках в коридор, он потрепал сына по плечу: "Сестра у тебя, милый мой. Леди Элизабет. Дети спят уже?"
Джон кивнул. Заглянув в приоткрытую дверь опочивальни, юноша восхищенно сказал: "Маленькая такая!"
— Вырастет, — уверил его отец. Потянувшись, он улыбнулся: "Пошли, с Питером шампанское откроем".
Когда они спускались по лестнице, Маленький Джон остановился: "Тебе сейчас больше тридцати и не дать, папа. Чудеса, да и только".