"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Потом, — Стивен подбросил плавника в костер, — как перемирие подпишут, вернусь в Англию. Раньше не стоит, а то под трибунал пойду, как один из наших предков, капитан Николас Кроу, сын Ворона. Заработаю денег и поплыву искать Ледяной Континент. Или Северо-Западный проход.
— Ни того, ни того, — сочно заметил Меир, — не существует, дорогой родственник.
— А то ты знаешь, — рассмеялся капитан Кроу. "Ты четыре года в тропиках деньги считал, и на море только пассажиром плавал. Стрелять ты умеешь? — внезапно спросил Стивен.
— Я все-таки офицер, — обиженно заметил его собеседник, — умею, конечно. Просто редко это делать приходится. Да у нас и пистолетов нет, кузен. А у тебя, на "Неустрашимом"? — он поднял глаза.
— У меня там полно оружия, — Стивен зевнул. Заливая костер водой, он пробормотал: "Может, так оно и лучше — без пистолетов. Безопасней. И, — он устроился на песке, — в город я пойду".
Меир открыл рот. Капитан Кроу поднял руку: "У тебя жена, сын, а я холостой и бездетный. Сейчас поспим, — он вынул из кармана мундира поцарапанный, тусклый золотой хронометр. Прислушавшись, Стивен довольно сказал: "Семнадцатый год со мной в море купаются, и ничего. Это моего отца, как я плавать уходил — дядя Майкл его мне отдал. Работы мастера Карона, из Парижа".
— Мартину от Майкла, — прочитал Меир, изящно выгравированные на крышке буквы.
— Поспим пару часов, — Стивен растянулся на песке, — и я тебя растолкаю. Нам еще по дороге надо шлюпку увести. Пришвартую тебя за теми скалами, что к северу от порта. Оттуда все отлично видно, будешь сидеть, и ждать нас". Он снял мундир, и, свернув его, подложил под голову: "В рубашке пойду, хорошо еще, что тут круглый год тепло. Спокойной ночи, кузен".
— Спокойной ночи, — Меир устроился на боку, — так меньше болели ссадины на спине. Глядя на еще слабые, мерцающие звезды, слушая шорох воды, он сам и не заметил, как заснул.
Ему снилось море — огромное, уходящее за горизонт. На мелкие камни берега набегали легкие волны, у нового, еще пахнущего смолой причала — покачивался бот со свернутыми парусами. Стивен, присев, набрав в ладонь воды, попробовал ее.
— Она тут пресная, — с удивлением хмыкнул капитан. Проведя пальцами по ладони, он улыбнулся: "Вроде все занозы вынул".
Он обернулся и довольно взглянул на дом — большой, стоявший на холме, среди высоких, вековых сосен. Серые скалы отражались в глубокой синеве воды.
— Корову надо привести, — сказал себе он. "Где у нас тут коров берут? В Питтсбурге, сто двадцать миль. Все равно я туда собирался, надо ткацкий станок купить, книг…, И корову, дети еще маленькие, им молоко нужно".
Две девочки — помладше и постарше, — шлепали по озерной воде. Стивен помахал им рукой, и крикнул: "Вылезайте, обедать пора!"
Он подхватил деревянное ведро со свежей рыбой. Закинув на плечо удочку, капитан стал подниматься по аккуратной, врезанной в склон холма лестнице — к своему дому.
Уже с порога пахло жареным мясом, на столе, накрытом на четверых, стояла румяная индейка. Он, опустив ведро на пол, пройдя к сундуку, порывшись в нем, усмехнулся: "Вина надо привезти, а еще лучше, капитан Кроу — ставь-ка ты в сарае тот самый аппарат. Слава Богу, кукуруза тут отлично растет".
Он выглянул из окна на чистый, прибранный задний двор — квохтали куры, из загона блеяли овцы. Стивен услышал сзади нежный голос: "После обеда твою рыбу засолю".
Запахло травами, мягкие волосы упали ему на плечо. Он, сдерживаясь, ответил: "После обеда девчонок за ягодами отправим, а сами другим займемся, любовь моя".
Она рассмеялась. Стивен, открыв глаза, увидел перед собой низкую, бледную луну, что висела над морем: "Дочки, значит. Это хорошо. А ее лица так и не показал мне Господь, жалко, — он улыбнулся. Взглянув на часы, капитан стал будить крепко спящего Меира.
Эстер стояла на пороге синагоги, держа на руках ребенка. "Госпожа де Грааф с мужем прощаться пошла, — грустно сказала она. "Беллона" отплывает уже. Господи, увидятся ли они еще?".
В узкие арки прикрытых деревянными решетками окон проникали легкие лучи утреннего солнца. Пол был покрыт белым, мелким песком. Эстер, взойдя на биму, положив мальчика на стол, вспомнила: "Это же в память о конверсо. Они в Испании тоже — посыпали пол там, где молились, чтобы шагов слышно не было".
Хаим начал просыпаться. Женщина, улыбнувшись, открыла потрепанный, кожаный футляр с инструментами. "Хоть это из бараков разрешили передать, — пробормотала она. Наклонившись, Эстер поцеловала сына: "Все будет очень быстро, милый. Жалко, что вина нет, но ничего не поделаешь".
Эстер распеленала ребенка — он лежал, потягиваясь, толстенький, беленький, со светлыми, уже длинными кудряшками. Серо-синие глазки распахнулись. Эстер, завидев это, сказала: "Сейчас все сделаем, а потом грудь тебе дам".
— Нечего оттягивать, — велела она себе и взяла стальной, с ручкой слоновой кости нож.
— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, освятивший нас Своими заповедями и повелевший нам совершать обрезание! — Эстер твердой рукой сделала надрез. Ребенок отчаянно заплакал, и она не услышала, как захлопнулись тяжелые, дубовые двери синагоги.
Мальчик обиженно рыдал. Эстер, вздохнув, продолжила: "Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, освятивший нас Своими заповедями и повелевший нам ввести тебя в союз Авраама, отца нашего! Благословен Ты, Господь, Бог наш, давший нам жизнь и поддержавший нас, и давший нам дожить до этого времени!".
Она привела в порядок ранку. Погладив ребенка по голове, женщина шепнула: "Да наречется твое имя в Израиле — Хаим, сын Меира".
Женщина быстро запеленала мальчика. Опустившись на скамью, расстегнув платье, Эстер дала ему грудь. Хаим сосал, всхлипывая. Эстер улыбнулась: "Вот и все, счастье мое. И мы с тобой не одни — у тебя дядя есть, и тетя, в Амстердаме. И кузены появятся, наверняка".
В синагоге было тепло и тихо. Эстер опустила веки, и устроилась на песчаном полу: "Как будто у моря. Хаим уже дремлет. Сейчас отдохнем и пойдем к госпоже де Грааф, барак этот в порядок, приводить, в который ее с детьми переселили. Адмирал Родни, — Эстер горько усмехнулась, — теперь в резиденцию губернаторскую переехал".