"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция

Шульман Нелли

За окнами губернаторской резиденции полыхал багровый, тревожный закат.

— Ветер завтра будет, — подумала Эстер, опираясь на изящный туалетный столик госпожи де Грааф, тяжело, с присвистом дыша. "Больно-то как, но ничего, вроде справляюсь".

Голландка зашла в спальню, неся в одной руке ведро горячей воды, другой — придерживая стопку чистых, холщовых полотенец.

— Караул поставили у дверей, — угрюмо сказала она. "Всех мужчин интернировали, согнали в бараки портовые, на склады".

— Там же…, товары были…, - простонала Эстер.

Госпожа де Грааф махнула рукой: "Они их еще с полудня, как мы капитулировали — начали в свои трюмы перегружать". Она мягко посадила женщину на кровать. Эстер заметила следы слез у нее на лице. "А ваш муж, госпожа де Грааф? — внезапно спросила женщина. "Он где?"

— Тоже там, — голландка яростно терла руки мылом. "Его с мальчиками увели. Якоб так плакал, — ее голос, на мгновение задрожал, но женщина справилась с собой, — ему всего десять, зачем его было забирать…, С детьми воюют, — она встряхнула укрытой чепцом головой. Встав на колени, женщина добавила: "Еле девочек уложила. Магде три годика, цепляется за меня и рыдает: "Хочу к папе! Где папа!"

Она взглянула на лицо Эстер и пробормотала: "Простите, госпожа Оливер…"

Женщина только помолчала: "Ну, что там? Я чувствую — потуги уже скоро".

— Все хорошо, — улыбнулась жена губернатора и вздрогнула — снизу, с улицы донеслись чьи-то пьяные голоса и звуки выстрелов.

— Мама, — раздался девичий голос, — Магда проснулась, плачет. Голландка вздохнула и велела старшей дочери, что стояла в одной ночной рубашке: "Поноси ее по коридору, Аннеке, видишь же — госпожа Оливер родит вот-вот. Покачай, спой колыбельную".

— Горит что-то, — измученно сказала Эстер, превозмогая боль. "Чувствуете, госпожа де Грааф?"

Голландка выглянула в окно: "Они на берегу костры разжигают, ничего страшного. Там на складах вино было, — она горько усмехнулась, — наверняка всю ночь гулять будут".

В коридоре, за распахнутой дверью, послышались тяжелые шаги. Детский голос неуверенно сказал: "Нас уже обыскивали, господа, тут нет мужчин, нет оружия…, - Аннеке прервалась и отчаянно крикнула: "Не надо!"

Ребенок зарыдал. Эстер, сжав зубы, велела: "Госпожа де Грааф, дайте мне мешочек, что я принесла".

Эстер достала заряженный пистолет. Глаза голландки расширились: "Не надо, госпожа Оливер…, Вы же слышали — адмирал Родни велел расстреливать на месте всех, у кого найдут ружья или пистолеты…".

— Мама! Мамочка! — рыдала Аннеке. Эстер, отстранив жену губернатора, с трудом встав на ноги, вышла в коридор.

Маленькая Магда тихо плакала, укрывшись в углу. Эстер бросила один взгляд на солдат, что сгрудились вокруг Аннеке. Та стояла, согнувшись, прикрывая руками еще плоскую, детскую грудь, что виднелась из-под разорванной рубашки. Под глазом девочки набухал синяк.

— Всем немедленно отойти, — гневно приказала Эстер и выстрелила в потолок. Госпожа де Грааф взвизгнула. Аннеке, подхватив сестру, ринулась в детскую.

— Заприте их, — Эстер, раздув ноздри, выпрямила спину: "Стыдитесь, господа! Адмирал Родни обещал защиту всем женщинам и детям, а вы вместо этого — нападаете на девочку тринадцати лет! Вон отсюда!

— Что такое? — раздался строгий голос с порога. Высокий, красивый мужчина с перевязанной рукой, в старом, прожженном морском мундире, велел: "Всем спуститься вниз!"

— У нее пистолет, капитан, — хмуро сказал один из солдат. "Адмирал Родни приказал…"

— Я слышал, — оборвал его мужчина. У него были каштановые, выгоревшие на концах до темного золота волосы, и лазоревые глаза. Он подождал, пока солдаты, толкаясь, не высыпали на лестницу. Мужчина поклонился: "Я приношу вам свои извинения, мадам. Отдайте мне оружие, и я клянусь честью британского офицера — вас больше никто не обеспокоит, — он увидел живот Эстер. Покраснев, смешавшись, капитан пробормотал: "Простите, пожалуйста, я не думал…, Я сейчас уйду, разумеется".

Эстер протянула мужчине пистолет и еще успела увидеть блеск золотого эфеса его шпаги. Дверь на лестницу захлопнулась. Она, мотая головой, опустившись на четвереньки, простонала: "Вот и все, госпожа де Грааф… Я не дойду…, до спальни…"

— Сейчас, сейчас, — голландка погладила ее по спине и всхлипнула: "Госпожа Оливер, как мне вас благодарить…, Вы ведь жизнью рисковали, ради моих девочек…"

— Мне рассказывали легенду…, - Эстер, было хотела закричать, но одернула себя: "Там дети, они и так напуганы, — моя родственница, давно еще, рожала. В это время в дом, где она была — молния ударила. Ничего, — она раскрыла рот, — родила. И мы родим, госпожа де Грааф, несите воду и холсты.

Эстер подползла к стене. Опираясь на нее, разведя ноги, она поглядела на свой живот: "Папа тебя еще возьмет на руки. Правда, маленький мой. Он обещал, и он вернется".

Она почувствовала страшную, выворачивающую ее наизнанку боль. Выгнувшись, Эстер услышала голос госпожи де Грааф: "Головка, госпожа Оливер. Теперь помедленнее надо, потерпите".

— Я знаю, — Эстер еще смогла улыбнуться и добавила: "Все будет, как надо".

Эстер дрогнула ресницами. Зевнув, не открывая глаз, она шепнула: "Тоже спишь, маленький Хаим?"

Мальчик дремал у ее груди, — чистенький, вымытый. Эстер тихо рассмеялась: "Ресницы у тебя — такие длинные".

Госпожа де Грааф пошевелилась в кресле и ахнула: "Только не вставайте, госпожа Оливер, не надо. Полежите с мальчиком, отдохните. Аннеке козу подоит, молока вам принесет, а я трав заварю ваших".

— За восемь фунтов, — Эстер довольно взвесила сына на руке. "Большие — они спокойней будут". Хаим завертел головой, и недовольно запищал. Госпожа де Грааф наклонилась над ними: "Как знал".