"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Муж и жена, - милое, усталое лицо женщины улыбнулось. «Уже больше десяти лет, ваше превосходительство».
– Хорошенькая, только грустная очень - вздохнул офицер. Юноша вдруг разозлился, глядя на худые, тонкие пальцы мадам Лантье. «Причесывает эту паразитку, - он искоса взглянул на холодное, надменное лицо герцогини, - стирает ей чулки..., Пора отправлять всех аристократов на эшафот, и как можно скорее, правы парижане. Короля с австриячкой - первыми туда повести».
– Что вы, мадам Лантье, - рассмеялся офицер, - я вовсе не «ваше превосходительство». Я из крестьян, такой же рабочий человек, как
и вы. Я бы хотел взглянуть на ваших детей, - обратился он к герцогу, - трое же их?– Разумеется, - Джон кивнул лакею. Тот, медленно двигаясь, открыл дверцу заднего отделения. «Тоже устал, - с сожалением подумал юноша, увидев болезненное, бледное лицо лакея. У него были припухшие, - будто он плакал, - голубые, добрые глаза.
Две девочки, сидя на персидском ковре, играли в карты, мальчик поменьше, - спал на бархатном диванчике. Белокурая, зеленоглазая девочка вскочила. Оправив шелковое платьице, она улыбнулась:
– Здравствуйте, офицер! Я леди Элизабет Холланд. Это моя старшая сестра, леди Мэри, ей тринадцать, и младший брат Чарльз, наследный герцог Экзетер, ему шесть. А мне десять, - Элизабет склонила голову набок и томно спросила: «Офицер, а можно потрогать вашу шпагу? Мэри тоже хочет, просто она стесняется».
– Трогайте, - важно разрешил юноша. Дождавшись, пока девчонки закончат ахать, он поклонился герцогу: «Можете продолжать путь».
– Мальчишка-то как спал крепко, - вспомнил юноша, глядя вслед удаляющейся карете. «Маленькие, они все такие - набегаются, а потом их и не добудишься».
– Ставьте барьеры обратно, - велел он солдатам. Присев на бревно у края дороги, покусывая какую-то травинку, юноша хмыкнул:
– Лето, какое теплое. Весна мокрая была, а после Вознесения Господня как отрезало - ни одного дождя. Пшеница в этом году удастся. Эх, - он потянулся, - может я зря с фермы ушел? Так третий сын, мне бы и не досталось ничего. Первому - земля, второй для Господа, а третий, - он повертел в руках пистолет, - третий сам в люди пробивается. В Париже, в этой газете «Друг народа», пишут, что всех кюре повесить надо и церкви разорить.
Юноша взглянул на шпиль собора, что возвышался в жаркой, полуденной дымке над далекими крышами Варенна. «Альбер там служит, - подумал он. «Это как же - мне брата своего повесить? Никогда такого не будет. И церкви трогать незачем, так испокон веку было - кюре за нас молятся, а мы работаем. Ерунда, - решительно заключил он. Поднявшись, юноша сказал солдатам, что играли в карты у обочины: «Пора и перекусить».
В карете было тих. Королева, чуть слышно выдохнула: «Марта, а не опасно оно - это снадобье?»
– Я совсем немножко ему дала, ваше величество, вы же видели - ласково отозвалась женщина. «До границы проспит, и все. Вы же сами говорили - его высочеству дофину шесть лет. Все же маленький ребенок, вдруг что-то не то скажет».
– Заедем в Варенн, - Джон откинулся на спинку сиденья, - купим там провизию. В Монмеди встретимся с мадам де Круа и вашей сестрой, ваше величество. Хорошо, что мы едем раздельно - так безопаснее.
Людовик молчал, безучастно глядя в окно, за которым были бескрайние, цветущие луга. «Такое лето хорошее, - вдруг сказал он. «Урожай богатый будет».
– Урожай, - Джон сцепил, зубы. Мужчина опять потер ноющий тупой болью висок. «Осенью война начнется, а он про урожай. Господи, вывезти бы их, и сдать на руки императору Леопольду. Пусть потом что хотят, то и делают».
– Твоей сестре, Луи, надо было еще в феврале уехать, - с отголоском давнего недовольства сказала королева, - вместе с вашими тетками. Я же предлагала…, Они добрались до Рима, и сейчас в безопасности.
– Ты же знаешь Элизабет, - голубые глаза Людовика наполнились слезами, - она бы меня никогда не бросила. Король вздохнул. Сцепив пальцы, отвернувшись , он опять стал смотреть в окно.
– Въезжаем в Варенн, ваша светлость - раздался голос Робера. «К постоялому двору заворачивать?».
– Да, - отозвался Джон: «Вы из кареты не выходите, я с Робером обо всем позабочусь. И детей не надо выпускать».
Мария-Антуанетта покраснела и со значением взглянула на Марту. «Я вас провожу, ваше величество, - та улыбнулась, - и девочек с собой возьмем. А маленький пусть спит».
На чисто выметенном дворе было пусто. Робер, распрягая лошадей, сказал слуге: «Мы совсем ненадолго. Коням воды дай, и позови хозяина своего, где там он у вас?»
– В погребе, с винами разбирается, - слуга быстро побежал к трехэтажному, каменному, под черепичной крышей, дому. Окна были раскрыты, из трактира доносился стук ножей и чьи-то голоса.
– В самый обед заехали, - незаметно поморщился Джон. «Ладно, сейчас быстро все купим, и отправимся отсюда восвояси».
– Чего изволите, сударь?
– кругленький человечек вытирал руки о передник. «Комнаты, стол?»
– Нет, нет, - Джон улыбнулся. «Нам всего лишь кое-какой провизии и вина в дорогу. Пойдемте, я расплачусь, а мой кучер донесет ящик. И покажите, где у вас умывальная - со мной дамы, - он обернулся на жену, что, держа за руки девочек, выходила из кареты.
– Мари, - капризно позвала та, - что ты копаешься. Возьми все, что нужно, и быстрее. Хозяин поклонился: «Сейчас я вернусь, у меня свежие колбаски, паштет, утка..., Останетесь довольны».
Джон посмотрел на ливрею Робера: «Отлично, пистолета совсем не видно. И мой тоже незаметен. Пальбы мы тут, конечно, поднимать не будем, незачем. Так, на всякий случай».
Они ушли вслед за хозяином, и не обратили внимания на открывшуюся дверцу кареты. «Хоть подышать смогу, - решил Людовик, выходя во двор. «Надо сбросить с себя это..., эту болезнь…, я же взрослый мужчина, я король...»
Он вспомнил бесконечную зиму в Тюильри, когда, бывало, он даже не поднимался с постели. За закрытыми дверями опочивальни что-то говорили, до него доносился раздраженный голос жены, ему приносили на подпись какие-то бумаги. Он лежал, свернувшись под меховым одеялом, глядя на трепещущие в сумерках огоньки свечей, отчаянно желая закрыть глаза и больше никогда не просыпаться.
– Надо жить, - твердо сказал себе Людовик. «Ради семьи, ради детей..., Луи-Шарлю всего шесть. Мне надо вырастить мальчика. Потом он взойдет на трон, а я отрекусь от престола. Уеду в Версаль и буду там читать книги. Интересно, что случилось с экспедицией Лаперуза? Уже третий год от них ничего не слышно». Он прислонился к карете: «Это ведь я поддерживал Лаперуза, Лавуазье, французскую науку - а вовсе не эти крикуны из Национальной Ассамблеи».