"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Он вздохнул и замер с ключом в руке у шкафа. На бледном лице отразилась мука банкира, вынужденного расстаться с деньгами.
Старик было подумал, что стоит сказать красотке про того лондонского щеголя, что пытался прибрать к рукам ее вклад, но, вздохнув, решил, что не надо, — его клиенты платили ему за молчание, а не за то, чтобы он болтал языком налево и направо.
Вместо этого он, сам не зная почему, пробормотал: ««Я, кстати, тоже жену похоронил недавно».
Марта едва удержалась, чтобы не рассмеяться.
— Этого вам надолго хватит — кисло сказал старик, ровняя стопку золотых монет, и сел писать расписку.
Дверь заскрипела.
— Синьора Вероника, — банкир вдруг расплылся в искренней улыбке. «Рад вас видеть!
Вернулись, значит?»
— Ну, чума нас уже миновала, — усмехнулась высокая, стройная женщина, переступая порог, — а венецианец долго без родного города не протянет. Как там мои вклады?
— В полном порядке, сейчас я вам дам полный отчет, вот только синьору отпущу, — старик приподнялся.
— Здравствуйте! — женщина протянула ухоженную, с длинными ногтями руку.
— Вы тоже тут деньги храните? Самое надежное место в городе. Процент, конечно, небольшой — старик при этих словах поерзал и что-то пробормотал, — зато можно не беспокоиться. Меня зовут Вероника Франко, — она чуть встряхнула убранными в золотую сетку темно-рыжими локонами. Глаза у нее были цвета жженого сахара.
Марта пожала руку и улыбнулась. «А я — синьора Марта, вернее, пани Марта».
— Вы из Польши? — Вероника ахнула. «Боже, расскажите мне про эту страну. С тех пор, как я познакомилась с тогда еще герцогом Анжуйским, я мечтаю туда поехать!»
– Язык ты знаешь хорошо, — сказал дед, посыпая чернила песком, — за лето мы с Фейгеле тебе столько всего про Литву с Польшей рассказали, что тебе на всю жизнь сведений хватит.
Спокойней все же будет, чем ежели ты скажешь, что из Москвы».
— Я ж не католичка, — усмехнулась Марфа.
Дед махнул рукой: «Что у вас — идолы, что там, ты уж прости. Только у вас иконы, а у тех — статуи, а так — никакой разницы. С латынью ты знакома, итальянский у тебя отменный — все будет в порядке. Сразу-то из Венеции не уезжай, приобыкни к Европе. Сними себе комнаты, Федосье учителя найми, сама английским позанимайся. Отдохни, Марфа, хватит бегать-то».
— Да разве ж я бегала бы, будь моя воля, — сердито сказала она. «Приеду в Лондон, куплю домик в деревне, и буду детям пироги печь».
Никита внимательно посмотрел на внучку и покачал головой: «Ну, может, пару и затеешь, однако потом все равно с места сорвешься. Глаз у тебя не тот, рысий у тебя глаз, Марфа.
Это от батюшки твоего покойного, его предки варягами были, им искони на месте не сиделось».
— Я с удовольствием, — улыбнулась Марта, — но мне надо к детям. Они на постоялом дворе остались.
— Боже милостивый, такая женщина как вы, просто не имеет права жить на постоялом дворе!
Тем более с детьми, — Вероника сморщила нос. «Вы надолго в городе?»
— Хотелось бы до весны, — ответила Марта.
— Тогда, — женщина задумалась, и повернулась к старику. «Я приду завтра. Я не смогу спокойно спать, зная, что подобный цветок женственности мучается в каком-то клоповнике.
Мы немедленно идем снимать вам комнаты, синьора Марта».
— Можно просто — Марта, — улыбнулась та.
— И называйте меня Вероника, — женщина чуть приподняла подол платья, выходя на улицу, и Марта заметила, что на ней — туфли на очень высокой деревянной платформе.
— Я ношу лучшие дзокколи в городе, — рассмеялась Вероника, увидев изумленные глаза Марты. «Вам тоже надо сделать несколько пар — будете такого роста, как и я. На самом-то деле я тоже малышка».
— У меня своя гондола, — Вероника махнула рукой на канал. «Сейчас мы заберем ваших детей, — у вас кто?».
— Мальчик и девочка, — ответила, улыбаясь, Марта.
— Счастливая вы женщина, — вздохнула Вероника, садясь в лодку. «Мне вот скоро тридцать, а у меня нет детей. Но я и не замужем».
— Я тоже не замужем, — Марта устроилась рядом. «Я вдова».
— Прекрасно, просто прекрасно, — пробормотала Вероника. «Сейчас мы найдем вам квартиру, которая будет оттенять вашу красоту, как перламутр ракушки оттеняет жемчужину».
— Называйте меня на «ты», — вдруг сказала Марфа, глядя на то, как отражается солнце в глазах женщины.
— Спасибо, дорогая, — Вероника потянулась и поцеловала Марту в щеку. От женщины пахло лавандой и чем-то еще — холодным, но приятным. Марта повела носом.
— Это запах Венеции, радость моя, — Вероника потянулась и раскинула руки. Лодка свернула в Большой Канал, и, завидев купол собора святого Марка, женщина вздохнула полной грудью.
— Боже, как хорошо быть дома! — сказала она, улыбаясь, и повернулась к Марте: «Ты же не знаешь, кто я?»
Та покачала головой.
— Я поэтесса, — сказала Вероника. «Поэтесса и самая дорогая куртизанка Венеции».
Вероника и Тео сидели за верджинелом. Девочка, склонив голову набок, внимательно слушала, как Вероника играет «Greensleeves».
— Это просто, — улыбнулась Тео, и, положив пальцы на клавиши, повторила мелодию. «Очень красивая песня, синьора Вероника, кто ее написал?».
— Покойный английский король Генрих, — вздохнула женщина. «Он был влюблен в одну красавицу, и, чтобы завоевать ее сердце, стал сочинять музыку».
— Это помогает? — Тео подняла чудные зеленые глаза.
— Конечно, — усмехнулась Вероника.
— Тео, у тебя еще английский, — напомнила Марта. Она полулежала на кушетке, опираясь на бархатные подушки. Отложив « The Tragical History of Romeus and Juliet », она улыбнулась: