"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Мирьям отлично себя чувствовала. Она лежала в ванной, горячая вода пахла розами. Женщина устроила голову с узлом черных, тяжелых волос на шелковой подушке. Она подпиливала ногти. Кошерный пансион в Марэ был дорогим, с водопроводом и газовыми светильниками. Мирьям снимала трехкомнатный номер, на верхнем этаже, с мраморным балконом, с видом на крыши Парижа.
Она попросила принести холодное шампанское, и, мимолетно, пожалела, что нет устриц. Мирьям их не ела, однако женщина хихикнула:
– Петр бы от них не отказался. Хотя ему они и не нужны, конечно. Я видела, как он смотрел
Марта, вернувшись из Стокгольма, устроила на Ганновер-сквер семейный обед. Николас Фрэнсис был в школе. За столом, из молодежи, сидела только Люси. Мартин учился, а Маленький Джон еще не приехал из России. Говорили о миссис Горовиц, ее старшая дочь выходила замуж, следующим годом, об Аталии, Авраам поступил в Вест-Пойнт. Мирьям, невзначай, посматривала на Петра. Она тщательно оделась к обеду, в шелковое, парижской модели платье, глубокой лазури, с турнюром и оборками. Собиралась только семья. Мирьям, со вздохом отложила вечерний туалет, с декольте, и вышитыми жемчугом бретелями. Она ездила на благотворительные балы, где собирали деньги для приютов в Уайтчепеле, посылала пожертвования раву Судакову, на Святую Землю, помогала деньгами новым поселениям для еврейских колонистов. В синагоге, на Дьюкс-плейс, у нее было свое место. Мирьям бесплатно принимала бедняков в Ист-Энде. Она, все время думала:
– Я хорошая женщина, благочестивая. Я соблюдаю заповеди, забочусь о сыне…, А Петр…, - она понимала, что краснеет, - я могу выйти за него замуж. Тогда всем будет хорошо. Николас его любит и примет. Он крестный отец Ника, - Мирьям расчесывала тяжелые волосы, - и у нас может быть еще ребенок. Юджиния в мои годы родила. Марта ничего не сделает. Ее сын взрослый человек.
Она хотела посоветоваться с бабушкой, просила ее прийти, но вокруг царило молчание. Когда Мирьям гостила у брата, на Хануку, Давид пожал плечами:
– С осени от нее весточек не было. Я бы поехал в Польшу, - брат замялся, - но никто не знает, где это. Она все время новыми торговцами пользовалась. Где их сейчас искать?
Мирьям посоветовалась с равом Адлером, в Лондоне. Раввин пообещал написать в Гродно и Белосток. Однако ответов пока не приходило.
За обедом Мирьям бросила взгляд на сына Федора Петровича:
– Он совсем юноша. Никакого сравнения с Петром…, - она томно, прикрыла глаза длинными ресницами:
– Марта в Париж едет, после венчания Джейн и Грегори. Она говорила, что с молодыми и Полиной в Мон-Сен-Мартен отправится. Никто нам не помешает…, - Мирьям больше не вспоминала о дочери. Она знала, что Менева погиб:
– К тому все и шло. Американцы индейцев не оставят в покое. И он пожилой человек был…, - бабушка, когда-то пообещала ей, что с Авиталь все будет в порядке. Мирьям ей верила. Сын Воронцова-Вельяминова напоминал Юджинию. Мирьям увидела темную комнату в подвале фермы, рыжие, коротко стриженые волосы, Воронцова-Вельяминова, почувствовала боль в сломанном запястье:
– Господь его наказал, и Макса тоже. Их нет. Незачем все это ворошить, - уверенно сказала себе женщина: «Петр…, Он ко мне вернется».
Она выпустила воду из ванной и взяла хрустальный флакон с ароматической
Мирьям надела перед зеркалом кружевные чулки и короткую рубашку:
– Надо было мне, в Японии, сказать Степану, что я жду ребенка, - вспомнила она, - Степан бы со мной остался. Он совестливый человек, все русские такие. Петр на него похож. Он мне сделает предложение, непременно. Но Степану сейчас шестьдесят было бы, - Мирьям сунула ноги в атласные туфли на высоком каблуке, - а Петру тридцати не исполнилось. Он станет хорошим отцом, он всегда с Ником возится…, - за сына Мирьям была спокойна. Она знала, что на рю Мобийон есть, кому за ним присмотреть.
Она набросила шелковый, японский халат. Мирьям, перед отъездом из Лондона, все рассчитала:
– Скажу ему, - женщина зажгла папироску, - что сейчас безопасное время. Я всегда была очень осторожна, настаивала на мерах предохранения…, Он мне поверит, непременно. Марта через неделю из Мон-Сен-Мартена вернется, не раньше. За это время я все успею…, - она курила, а Петя поднимался по лестнице с букетом фиалок.
Он ничего не мог сделать. Подав ей руку, на платформе дуврского экспресса, на вокзале Гар-дю-Нор, ощутив прикосновение ее длинных пальцев, он зарделся. Ник болтал о чем-то, но Петя ничего не слышал. Рассчитываясь с носильщиком, отправляя их багаж в пансион, ловя экипаж, он смотрел на ее покачивающиеся, узкие бедра. Женщина была в дорожном платье темного шелка и вышитом пальто. Черный локон выбивался из-под шляпы с пучком перьев страуса, спускаясь вниз, к белой шее, едва видной из-под закрытого воротника.
– Один раз, - Петя поднял руку, чтобы постучать в дверь.
– Один раз, чтобы мне стало легче. Завтра пойду и наймусь инженером, куда угодно, в Россию. О Николае тетя Юджиния позаботится. Следующим летом он приедет в Санкт-Петербург. Только надо мамы дождаться, Грегори…, - Петя знал, что в Париже открылось много представительств российских концернов.
– В Баку, к Нобелям, - он стоял в коридоре, - на Урал, к Вогау, в Донбасс, к Штолле…, Нет, это близко, как и Санкт-Петербург, надо дальше…, - он ничего не успел решить. Дверь открылась, на него повеяло запахом роз. Он услышал нежный смех:
– Милый мой, спасибо за цветы…, - она ловко закинула красивую руку ему на шею. Петя напомнил себе: «Один раз».
Жанна запыхалась. Она, сначала, думала, что кузен Петр идет в Сорбонну, и хотела повернуть обратно, однако он миновал набережную Августинок. Жанна сжала кулаки:
– Он на Правый Берег собрался, с цветами. У него свидание…, - девочка покраснела:
– Я посмотрю, с кем, вот и все…, - она сглотнула комок в горле и поспешила дальше. Он шел в Марэ. Жанна, облегченно, сказала себе: