"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
От мальчика пахло молоком и теплом. Он был тяжелый, большой. Любовь Григорьевна, сидя в качалке, шептала ему:
– Поедем с тобой на дачу, ты будешь ползать, потом ходить научишься…, Мой маленький Волк…, - она услышала скрип двери и подняла голову. Отец стоял на пороге, в карман пиджака были засунуты свернутые «Московские ведомости».
– Как мой внук?
– Григорий Никифорович, весело, улыбался. Дочь перепеленывала ребенка:
– Еще прибавил, - он принял мальчика на руки, - так и надо. Расти здоровым мальчиком, крепким, скоро окрестим тебя…, - у Волковых имелось свидетельство о венчании Любовь Григорьевны,
– Михайло Волк, - Григорий Никифорович поднес мальчика к окну. За ним была вся Москва, звонили колокола церквей. Волков, ласково сказал дочери:
– Как Волк, что уехал отсюда, в Смутное время. Правильно мы имя выбрали, - мальчик, широко открытыми глазами, смотрел на синее, весеннее небо.
– Это Москва, милый мой, - Волков покачал внука, - ты здесь останешься, ее хозяином будешь…, - он передал ребенка дочери. Отец, осторожно, добавил:
– Любушка, я газету принес…, Ты почитай, я тебя и малыша в экипаже подожду. Поедем в Петровский парк, обед готов…, - он коснулся плеча дочери и неслышно вышел.
Она развернула газету. Любовь Григорьевна читала, что в столице, первого марта, после злодейского покушения на императора, погиб его организатор, известный европейский радикал, неуловимый Волк, он же Максимилиан де Лу. Она читала об отце Волка, знаменитом революционере, о его деде, генерале, служившем с Боливаром. Женщина шепнула сыну:
– О прадеде они не написали. Но мне твой отец говорил, милый. Его в честь прадеда назвали, Максимилиана Робеспьера. Хорошая у тебя кровь, - Михаил лежал у нее на руках. Любовь Григорьевна подумала:
– Первого марта. Михаил родился, днем. В половине четвертого пополудни…, - алмазная змейка на длинном пальце сверкала:
– Я тебе все расскажу, милый. О твоем отце, о семье его…, Михаил Максимович, - она наклонилась и поцеловала высокий лоб мальчика. Сын дремал, Любовь Григорьевна слышала низкий, красивый баритон:
– Так взгляни ж на меня, хоть один только раз, ярче майского дня, чудный блеск твоих глаз…, - она видела свободные, яркие, голубые глаза, белокурые, немного растрепанные волосы. Женщина почувствовала запах леса, дымный, острый запах осени и, невольно, отерла глаза.
Любовь Григорьевна шепнула: «Господи, даруй ему вечный покой в сени Твоей».
Сын крепко заснул. Она посмотрела на золотые купола Москвы. Волкова перекрестилась, и вышла из палаты, высоко подняв светловолосую, непокрытую голову. Спускаясь по мраморной лестнице в большой вестибюль, где ждал отец, она вспоминала тихий, ласковый голос Волка: «Милая, ты услышь меня...»
Часть двенадцатая
Париж, лето 1881
Окна квартиры на набережной Августинок были распахнуты. Сена переливалась под нежным, утренним солнцем. В гостиной переложили паркет. Петя одобрительно заметил:
– Очень хороший рисунок. Декораторы на совесть поработали.
Пахло свежей краской, из комнат доносились звуки
Женщина шутливо потрепала Пьера по белокурой голове: «Но здесь никого не убивали, в отличие от рю Мобийон. Твой прадед в этой квартире родился, генерал Лобо. Отсюда мадемуазель Бенджаман на воздушном шаре увозили, - она рассмеялась: «Все это твое, по праву, барон де Лу».
Пьер все еще не верил.
В апреле, после Пасхи, его вызвали письмом в адвокатскую контору. Они, к тому времени, знали, что дядя погиб, в Санкт-Петербурге. Посол бельгийского королевства лично приехал на рю Мобийон. Он сообщил Юджинии, как ближайшей родственнице покойного Максимилиана де Лу, что гроб с его телом находится на пути в Европу.
Мать вздохнула:
– Упокой его душу, Господи. Мы его на Пер-Лашез похороним, вместе со всеми.
Погребение устроили тихое, семейное. Марта, с Петром и Николаем, была в Стокгольме, Джон оправлялся от раны в Санкт-Петербурге. Приехала Полина, она еще не сняла траур. Женщины решили не добавлять к надгробию новую надпись.
– Пусть так и будет, - сказала вдовствующая герцогиня: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Больше они это не обсуждали, и траура по дяде не носили.
Пьер пришел в адвокатскую контору, думая, что, по завещанию дяди, ему достанется пара тысяч франков. Юноша помнил, что бабушка Джоанна и дедушка Поль, перед смертью, пожертвовали свое имущество на нужды революции и бедняков. Он решил, что купит на эти деньги подарки матери и сестре, а остальное потратит на книги. Пьер заканчивал, третий курс медицинского факультета, в Сорбонне. Юноша ходил на практику в детскую больницу, где работал его покойный отец. Сидя в большом бархатном кресле, с чашкой кофе в руке, слушая монотонный голос поверенного, Пьер думал: «Не может быть такого».
Состояние дяди исчислялось миллионами. Адвокат снял очки:
– Это банковские вклады, месье барон, - Пьера еще никогда так не называли. Юноша даже вздрогнул:
– Месье де Лу чрезвычайно удачно играл на бирже, покупая акции, приносящие стабильный доход.
Стряпчий порылся в бумагах:
– За полгода до смерти он прислал нам распоряжение, приобрести доли в фабрике месье Бенца, в Германии. Месье Бенц создал новый механизм, - адвокат прочитал, - двухтактный бензиновый двигатель, и занимается его развитием. У вашего дяди, то есть у вас, имеются акции электротехнических и химических заводов…, - Пьер думал о квартире на набережной Августинок, о картинах импрессионистов, о долях в южноафриканских алмазных копях. Адвокат заметил:
– Среди юношей вашего возраста, в Париже, только наследники Ротшильдов богаче.
Добравшись, домой, Пьер признался матери: «Не могу все это принимать». Юджиния пожала плечами:
– Милый мой, ты сын его брата, его племянник. Детей у него не было. Он решил тебе состояние оставить, - женщина развела руками, - зачем спорить? Жанне перейдет квартира, на рю Мобийон. Девочке приданое нужно…, - сын пошел спать. Юджиния сидела у камина, глядя на золу, куря папиросу.
Она знала, что ее бывший муж погиб, вместе с Александром, знала, что Марта везет в Париж Николая.