"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Я говорил, что в России будет, как в Британии. Ограничение власти монарха, выборные органы управления..., - он посмотрел на кузена. Юноша, внезапно, лукаво, спросил:
– Ты мне говорил, чтобы я монахом не становился, а сам не женат. Тебе под тридцать, зачем тянуть? Или у тебя невеста есть?
– он заметил, как покраснел кузен, и спохватился: «Прости. Это не мое дело».
– Невеста..., - Петя вспомнил Мирьям, миссис Коркоран. Он, мучительно, сжал зубы:
– Хватит. Надо найти хорошую девушку, обвенчаться..., Правильно апостол Павел говорил: «Лучше жениться, чем
– Вернемся отсюда, и женюсь, - подытожил Петя, - не страшно, что я в России собираюсь жить. Хорошая девушка за мной и сюда поедет..., - после заутрени и обедни они вышли из собора и остановились на паперти. Поднялась пурга, небо было темным, однако они с кузеном оделись тепло. Петя купил на рынке армяк, подбитый овчиной, и такую же шапку. Он не хотел ходить при кузене в иноческой рясе. Николай, непременно, поинтересовался бы, зачем Пете такой наряд.
До Выборгской стороны было далеко. Они забежали в простой трактир на углу Церковной улицы, и выпили чаю с постными баранками.
– Петропавловская крепость поблизости, - вспомнил Петя, - может быть, Коля ее узнает. Может быть, он там бывал. Хотя откуда, в ней революционеры сидят. Раскольников, Коля мне говорил, в монастырских тюрьмах держат. Зачем это, - Петя, невольно, вздохнул, - какая разница, сколькими перстами креститься?
– он подумал, что от Петропавловской крепости можно увидеть Зимний Дворец: «Надо попробовать».
Оказавшись у крепости, Николай улыбнулся:
– Здесь начался Санкт-Петербург, на Заячьем острове. Император Петр сам выбрал это место, -
Метель поднялась такая, что за десять футов ничего не было видно. Дул резкий, западный ветер. Наплавной, деревянный, Троицкий мост мотался под ударами вихря. Петя поднял голову и заметил, что тучи над шпилем собора разошлись. Ангел засиял золотым светом. Петя увидел, что-то яркое, над крестом, и зажмурился. Когда он открыл глаза и обернулся, кузена рядом не было.
Николай бежал по Троицкому мосту. Когда небо, на мгновение, очистилось, и сверкнула молния, он увидел на том берегу Невы что-то знакомое. Он вспомнил мальчика в матроске, с обручем в руке, что стоял, глядя на строгую решетку сада. Коля вспомнил второго ребенка, повыше, с рыжими волосами. Он услышал мягкий голос: «Об этой решетке, дорогие мои, даже стихи написаны».
– Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный..., -
Коля знал, куда ему надо идти.
– Пантелеймоновский мост, - бормотал юноша, - мы жили рядом. У меня был брат, младший, Александр, был отец..., - Коля понял, что не помнит ничего о своей матери и твердо сказал себе: «Она дома, непременно. Они все меня ждут, беспокоятся..., - он даже не обратил внимания, как бурлит вода у слияния Фонтанки и Невы. Коля не заметил, черных, тяжелых туч, собирающихя над крышами домов. Снег, поднимаясь вверх, исчезал в неожиданно ярком, прозрачном, синем небе, показавшемся в просвете грозовых облаков.
Петя
– Зимой их не бывает, - растерянно, подумал Петя, - впрочем, зимой и грозы не бывает..., - Троицкий мост, казалось, сейчас взлетит на воздух. С запада, от Дворцового моста шла стена воды. Волна была высотой футов в десять, ветер сбивал Петю с ног. Он, наконец, нашел кузена. Юноша торопился по набережной Фонтанки. Ледяная каша на реке поднималась вверх, набережная не могла ее удержать. Часы на Петропавловском соборе пробили три раза. Коля остановился на углу. Сквозь пургу, на Пантелеймоновском мосту, пробивалась закрытая карета.
Коля посмотрел на трехэтажный особняк, и сразу его узнал. Экипаж свернул к дому, дверца раскрылась. Он услышал знакомый, властный голос:
– Ждите меня здесь. Я на четверть часа, туда и обратно. Потом поедем в крепость.
Он вышел из кареты, в штатском, твидовом пальто, удерживая рукой цилиндр. Коля вспомнил эти рыжие волосы. Снег бил ему в лицо.
– Папа!
– крикнул юноша, бросаясь навстречу отцу: «Папа, милый мой!». Внезапно, неожиданно, стало тихо, откуда-то появилось солнце. Федор сказал себе:
– Не верю, не могу поверить..., Коленька, сыночек мой..., - он протянул руки, мальчик влетел в его объятья, прижавшись к нему всем телом:
– Папа! Я все вспомнил, все..., Я здесь, я дома...
Николай всхлипнул:
– И Саша в квартире, и матушка..., Господи, спасибо, спасибо тебе..., - над крышей особняка поднимался к небу столб снега. Было тихо, так тихо, что Коля услышал, как часто, прерывисто, бьется сердце отца.
Юноша увидел, что отец, поверх его головы, смотрит на дверь подъезда. Она была распахнута.
– Такого никогда не случалось, - вспомнил Коля, - в подъезде сидели полицейские..., то есть жандармы, - он понял, что не знает, почему в квартире был охранный пост. Юноша успокоил себя:
– Папа, наверное, чиновник высокого ранга. Тайный советник, - Коля увидел строчки Табели о рангах, -а я был коллежский асессор. Только чем я занимался?
– отец обнял его за плечи:
– Стой здесь, милый, никуда не уходи. Я сейчас. Саша, - Федор заставил себя улыбнуться, - он спустится к нам...
– Это потом, - Федор нащупал в кармане пальто револьвер, - потом Коленька расскажет, что с ним случилось, почему он в такой одежде. Самое главное, что он жив, - он поцеловал сына в лоб и перекрестил его:
– Лучше на Пантелеймоновский мост отойди, милый, где карета ждет. Я тебя люблю, - Коля вдохнул знакомый, уютный запах сандала. Он вспомнил дачу на берегу Финского залива, яхту, охоту с братом и отцом, вспомнил купания в Крыму и поездки в Карлсбад.
– Но мама..., - отец, осторожно, приоткрыл дверь подъезда, - почему он, ничего, не сказал о маме? Она дома, наверное, вместе с Сашей, - Коля, послушно отошел к экипажу. Его замело снегом. Вода в Фонтанке бушевала, льдины трескались, деревья Летнего сада гнулись под бешеным ветром. Над особняком сиял просвет темно-синего, яркого неба. Вихрь снега остановился и замер.