"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Когда очнется, надо с ним поговорить, взять полное описание этого рыжего.
Из женщин ранило только прачку, полоскавшую белье в канале. Ее задело осколком бомбы.
Свидетели, в один голос, говорили, что сигнал ко второму взрыву подала женщина, одна из двух, что прогуливались по другой стороне канала.
– Высокая, темноволосая девушка, - Федор подытожил: «Чтобы ни одна мышь из города не выскочила. Всех задержанных отвозите на Фонтанку».
Боткин сказал, что Александр не дотянет до вечера. Человек, бросивший смертельную бомбу, тоже был при смерти, в Конюшенном госпитале.
– Ампутация бесполезна, - Боткин держал на весу окровавленные руки, - его величеству оторвало ступню, пальцы на руках, от ног ничего не осталось..., - Федор посмотрел вниз. Он, невольно, отвел глаза. На набережной Екатерининского канала жандармы собирали куски тел в плетеные корзины. На льду, покрывающем реку, виднелись брызги крови.
– Надо потом, часовню возвести, церковь..., - Федор вздохнул и отошел к окну:
– Он даже не стонет. Только сказал великому князю Михаилу Николаевичу, что его надо везти во дворец. И все, больше он в сознание не приходил.
Федор видел, как из саней, доставивших раненого императора, потом выливали кровь. Дверь скрипнула, в кабинет зашла семья, и сановники. Федор стоял, глядя на метель, на ревущую, беснующуюся реку.
– Наводнение будет, - понял он, а потом заметил над шпилем крепости мертвенный, холодный блеск:
– Гроза, что ли?
– удивился Федор:
– В конце зимы. Впрочем, в Санкт-Петербурге все возможно, - он слышал женский плач, всхлипывание наследника престола и думал об Анне:
– Черт с ним, с постом министерским. Если его величество..., наследник, не захочет мне его давать, ничего страшного. Попрошу об отставке, женю Сашу, и уедем с Анной в Швейцарию. Будем жить на озерах, воспитывать детей..., - он представил себе ее черные волосы, услышал нежный шепот:
– Свадьбу придется отложить, до осени..., Вся страна в трауре будет. А если..., - Федор подумал, что девушка может ждать ребенка.
– Она в таком не разбирается, - озабоченно сказал себе Воронцов-Вельяминов, - она невинное, чистое создание. Я ей объяснял, но вдруг она не понимает, что происходит. Ничего, - решил он, - можно уехать в Швейцарию, и обвенчаться, без шума. В православном соборе, в Женеве. Матушка Анны сможет свадьбу посетить, если она слаба здоровьем, и путешествовать ей тяжело, - об этом Федору сказала Анна.
Его тронули за плечо. Глаза Боткина были усталыми, в комнате пахло кровью. Федор обернулся и понял, что семья императора ушла.
– Он очнулся, Федор Петрович, - тихо сказал хирург.
– Я не знаю, как он..., - Боткин не закончил и отступил, давая Федору дорогу: «Он вас зовет».
Федор наклонился над походной койкой. Синие губы императора зашевелились. Забинтованная, с оторванными пальцами рука, едва заметно задергалась. Повязки промокли. Поверх старой, темной крови, он увидел пятна свежей. Император указал на дверь. Боткин, неслышно, вышел.
– В большом кабинете, - прошелестел Александр, - в стене тайник..., Нажмите на выступ..., Принесите..., - он пришел в себя, и сразу вспомнил о письме, оставленном покойным отцом. На конверте было сказано: «Открыть по достижении тобой семидесяти лет, или на смертном одре».
– До семидесяти не дожил, - горько подумал
– Я его никогда не видел в слезах. Я думал, что он не умеет..., Я виноват перед ним. Не надо было невесту его соблазнять. Не устоял перед искушением..., - он подумал, что девушка может быть беременна и успокоил себя:
– Федору Петровичу она ничего не скажет, а он достойный человек, отец хороший..., Он вырастит дитя. Мальчик, что первую бомбу бросал, что убежал..., он рыжий был. Как сын Федора Петровича..., Я их крестный отец..., - Александру было больно даже думать. Он попросил:
– Еще немного. Надо узнать, что отец хотел мне сказать.
Воронцов-Вельяминов кивнул и поднялся.
– Ему можно доверять, - Александр смотрел, как Федор Петрович берет конверт, - он никому..., - рука императора опять зашевелилась. Он, одним дыханием, попросил: «Прочтите..., мне»
Федор читал, не веря своим глазам. Он узнал, что он сын императора Николая. Его мать, в которую Николай был влюблен, отказалась от почестей и безбедной жизни, предложенной царем, и последовала за мужем-бунтовщиком в ссылку. Он думал:
– Я видел..., мы с ним были похожи, одно лицо. Еще и шутили об этом. Господи, - обрадовался Федор, -во мне нет крови этого..., декабриста. Он никогда не был мне отцом. Спасибо, спасибо тебе..., - он отложил письмо. Старший брат глазами указал на пепельницу. Федор сжег письмо и конверт. Он смотрел, как пропадает в огне резкий, четкий почерк отца.
– И эти..., которых в Ладогу сбросили, они не моя родня. Но все равно, - он, отчего-то увидел зеленые, прозрачные глаза невестки, - мы с ней семья. Все равно я ее найду и убью, - он вернулся к брату и заметил слезу на бледной щеке. Федор отер ее платком и встал на колени, обнимая умирающего императора.
– Прости меня..., - услышал он, - прости, пожалуйста..., Не надо казнить, не надо больше смертей..., Обещай мне..., - Федор приник щекой к его груди. Сердце брата билось медленно, замирая. Он почувствовал прикосновение его руки:
– Степан..., - вспомнил Федор, - Степан это делал. Обнимал меня и по голове гладил..., Значит, и все они..., великие князья, тоже мне братья. Я ничего, никому не скажу, и Саше тоже..., - он плакал, уткнувшись лицом в простую, холщовую рубашку, целуя искалеченную руку царя.
Он опять потерял сознание. Федор, перекрестив высокий лоб, поднялся, немного пошатываясь. От его костюма пахло кровью, рукава испачкались:
– Надо заехать домой, переодеться, - Федор заставил себя думать о деле, - проверить, как Саша, и отправляться в крепость. Допрошу этого мерзавца, он у меня заговорит. Мы всех арестуем и повесим, - Федор посмотрел на старшего брата. Император еще дышал.