"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Вращается по своей оси, да, — Марфа закуталась в шаль.
— Но, кроме того, мы, как и все вокруг, движемся вместе с остальными мирами куда-то еще, — Джордано посмотрел на женщину и вдруг подумал, что сейчас, в темноте, ее глаза играют огнем — как у хищного животного. «Рысь», — вдруг вспомнил Бруно. «Да, и повадка у нее такая же — мягкая, но опасная».
— Куда же? — спросила Марфа.
— Не знаю, — пожал плечами Джордано, и поцеловал ее.
Вероника набрала в колодце воды и строго сказала двойняшкам: «Вы тут сидите, вот вам куколки, вот мячик, — она вытащила сшитую из тряпок игрушку, — а я сейчас помою лестницу, и вернусь. А потом на рынке сладостей вам купим».
— Сухарей! — потребовала Мэри, вертя в руках соломенную фигурку. «Хочу сухарей!»
— Ну вот, — рассмеялась Вероника, — какие вы неприхотливые тут стали. Поднявшись наверх, она стала подметать ступени. В колледже было тихо, — шли занятия. Оглянувшись вокруг, Вероника достала аккуратно свернутую записку и подсунула ее под тяжелую дверь кабинета ректора.
— Все, — сказала она, улыбнувшись, спускаясь вниз, — а теперь пойдем за сухариками!
— Ура! — засмеялась Полли.
Вернувшись в свой кабинет после лекции, глава Мертон-колледжа Томас Бикли повертел в руках листок, что лежал на полу, и хмыкнул: «Почерк-то, какой красивый! И смотри — ни единой ошибки. Умеет мой друг Джон выбирать агентов, ничего не скажешь».
Он вызвал университетского гонца, и, ставя на конверт свою печать, велел: «Отправляйся в Лондон, передашь письмо вот по этому адресу. Дело государственной важности, так что поторапливайся»
— Я же вам сказала, синьор Бруно, — сказала Марфа, отстраняясь, — ничего у вас не выйдет. Я к вам очень хорошо отношусь, не надо, — она помедлила, — рисковать нашей дружбой.
— Я не хочу с вами дружить, — ядовито ответил Джордано, — я хочу, чтобы вы меня полюбили.
— Я люблю своего мужа, — Марфа, прищурившись, вгляделась в противоположный берег реки и увидела свет в окнах складов «Клюге и Кроу». «Правильно, — подумала она, — сегодня же ткани привезли из Генуи. Надо завтра с утра съездить, проверить, все ли заказы отпустили».
— Ваш муж — никто, — еле сдерживаясь, проговорил Джордано, а я…
— А вы — дурак, — резко сказала Марфа. «Мужчину любят не за то, что он — гений. Когда встретите женщину, которая вас полюбит за то, что вы — это вы, тогда и поймете. Пока мой муж жив, другого человека мне не надо. Даже вас, — она усмехнулась, и, повернувшись, запахнув шаль, пошла к своему дому.
Джордано, было, хотел что-то крикнуть ей вслед, но, увидев ее прямую, жесткую — как струна, — спину, промолчал.
— А действительно, — вдруг подумал он, глядя на то, как она поворачивает за угол, — вот это движение миров, о котором мы говорили — в каком направлении оно происходит? Значит, Солнце тоже движется? И другие звезды? Вокруг своей оси? Понятно, что да, но и, наверное, как-то по-другому тоже?»
— Стойте! — он быстро пошел вслед за Марфой.
— Ну что еще? — женщина устало обернулась, услышав его шаги. «Я вам все сказала, синьор Бруно, и возвращаться к этому более не желаю».
— Я не об этом, — он отмахнулся. «Можно мне рукопись? Я тут еще кое о чем подумал, надо ее дополнить».
Марфа внезапно, нежно, улыбнулась. «Ну конечно, — тихо сказала она. «Подождите меня тут, я сейчас вернусь».
Он сунул тетрадь в карман и сказал: «Мне бы хотелось продолжать заниматься с вашими детьми математикой, у Тео кое-что стало получаться, не надо бросать на полдороге, а с Теодором мы перешли к геометрии, ему это потом пригодится, когда строить начнет».
— Приходите, когда вам будет удобно, — мягко сказала Марфа. «И вот, — она протянула ему кошелек, — это за прошлые занятия».
На колокольне святой Елены пробило полночь. «Не надо, — хмуро сказал Джордано, — у меня сейчас на жизнь хватает».
Марфа вдохнула дымный, осенний, воздух и тихо проговорила: «Возьмите, пожалуйста. Для меня честь, что у моих детей такой учитель».
Джордано пожал протянутую руку — маленькую, сильную, и ответил: «Спасибо».
Отец Парсонс подул на свежеотпечатанный лист и, повернувшись, сказал Марсфорду: «Ну вот, еще пятьдесят оттисков. Вы, мистер Марсфорд, тогда завтра, на рынке, передайте их кому надо — пусть не только здесь, вокруг Оксфорда, раскладывают, но и в других местах тоже»
— Конечно, святой отец, — Марсфорд стал перевязывать стопки воззваний веревкой. «Давайте уберем тут все и поедем — венчание уже скоро начнется, я Стонтону обещал не опаздывать».
На дворе раздался скрип колес.
— Это еще кто? — нахмурился Марсфорд и тут же побледнел — сорванная с петель дверь упала, и в кладовую, вслед за солдатами вошел невысокий, невидный мужчина. Блекло-голубые глаза оглядели типографский пресс и остановились на испуганном лице священника.
— Святой отец, — ласково сказал мужчина. «А мы вас обыскались уже. Тут я про какое-то венчание слышал, — через дверь, — так значит вы, — тут, а приятель ваш, как там его — отец Кэмпион, — у алтаря. Поедемте тогда, — он махнул рукой солдатам, — навестим церковь Святой Марии».
Уже когда Парсонса и фермера посадили в зарешеченную карету, мужчина, осадив коня у окошка, рассмеялся: «А стиль у вас все же хромает, святой отец. Сразу видно — в Дуэ, в этом вашем, «английском колледже», вам редко приходилось писать на родном языке. Ну, ничего
— в тюрьме у вас будет много времени, попрактикуетесь».
Вероника поправила чепец и шепнула двойняшкам: «Сидите тут на скамье, тихо, не мешайте. Скоро домой поедем».
Невысокий, худой священник потряс головой, — будто отмахиваясь от чего-то, и раздраженно сказал: «Ну, поторапливайтесь, вон, рассвет уже на дворе. Еще не хватало, чтобы чужого кого сюда принесло».
Стонтон едва успел взять Веронику за руку, как в притворе раздались шаги.
— Что это у нас тут? — невысокий мужчина по-хозяйски зашел в зал и оглядел Веронику с ног до головы. «А, попалась, птичка, — усмехнулся он, и, повернувшись к Стонтону, потрепал его по плечу: «Повезло вам, любезнейший, не успели эту даму в жены взять».
— Что такое? — испуганно пробормотал фермер.
— А это, милейший, — связывая руки ругающейся Веронике, объяснил мужчина, — небезызвестная «Черная вдова». Выходит замуж где-нибудь в глухой деревне, — ну как у вас, — он поднял бровь, — а потом ее мужа обнаруживают мертвым. Ну, не сразу, конечно, а месяца через три-четыре.
А наша прелестница возвращается в Лондон и прогуливает проданное добро с приятелями своими. Думал я, — он рассмеялся, — что, как порезал ее муж покойный, она свое ремесло бросит, ан нет — продолжила».
— Да ты! — замахнулся на Веронику Стонтон.
— А вы кулак-то свой опустите, — холодно сказал мужчина. «Что это вы в пустой церкви на рассвете венчаетесь? И что за священник у вас такой — проезжающий из Рима, не иначе как?
Приятель отца Парсонса? Собирайте святого отца, — обернулся мужчина в входящим в церковь солдатам, — его в Тауэре отличная камера ждет, с видом на реку.