"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— А как узнали, что он арестован? — Марфа стала упаковывать снадобья.
— У нас есть человек в курии, он сразу же известил нового резидента, — Джон взял сверток.
«Спасибо. Пригляди тут за Вероникой, будь добра».
— Подожди, — женщина взяла его за руку, — а что с маленьким Джоном?
— Исчез, вместе с Орсини, — вздохнул разведчик, и вышел.
Марфа опустилась в кресло, и, сжав руками виски, сказала: «Господи, хоть бы он только выжил».
— Мама, — раздался с порога веселый голос Тео, — двойняшки так выросли, пока с миссис Вероникой были в Бате, их и не узнать!
— Ты плачешь? — недоверчиво сказала Тео, опускаясь на колени рядом с креслом матери.
«Что случилось?».
— Ничего, — сглотнув слезы, ответила Марфа. «Голова разболелась. Я сейчас поднимусь к вам наверх, милая».
Тео убежала, а Марфа все сидела, чуть раскачиваясь, прикусив губу, вспоминая, как Петя уезжал летом в Италию.
— Ерунда, — сказал он тогда небрежно. «Джон уже выяснил, что это Орсини украл мальчика, остается доехать до Браччано, забрать его оттуда, и привезти в Лондон. Через два месяца вернемся, ну, или через три».
— Ты только там осторожней, — вздохнула Марфа, обнимая его, положив голову ему на грудь.
Он пропустил между пальцев бронзовые волосы и смешливо сказал: «Несправедливо. У меня виски седые, а тебе на вид все еще пятнадцать лет. И в седле ты такие чудеса показываешь, что куда там мне. Помнишь, — он усмехнулся, — последнюю охоту?
— Там, по-моему, чудеса были не в седле, а вовсе даже, когда спешились, — Марфа всем телом вспомнила мягкую траву лужайки и его глаза — синие, как вечернее небо над ними.
— Вот так, — сказал Петя медленно, расстегивая ее старый, потрепанный камзол, — будешь знать, как меня дразнить весь день. Препятствия берет, понимаешь ли, галопом скачет, смеется, из лука стрелять вздумала…, А ну лежи тихо, — он отбросил камзол и опустил ее на расстеленную попону. «Будешь делать то, что я тебе скажу, понятно?».
— Да, — она еще успела поцеловать его властную руку, и, запрокинув голову назад, раздвинув ноги, подняла свою юбку.
— Да ты и на охоту в кружевах явилась, бесстыдница, — сжав зубы, разрывая их, проговорил муж.
— Я смотрю, мне придется новое платье заказывать, — еле слышно сказала Марфа.
— А как же, — Петя усмехнулся. «К моему возвращению чтобы было готово».
— У меня морщинки, вот тут, — показала Марфа на лоб и углы рта, — а ты говоришь — пятнадцать лет.
— Дай-ка, — Петя потянулся, — я каждую и поцелую. А ты лежи, — он остановил задвигавшуюся жену, — лежи, я потом дальше намереваюсь тебя целовать.
— Насколько дальше? — она подняла бровь.
— А это я посмотрю, — Петя улыбнулся, — насколько у тебя терпения хватит.
— Марта, — услышала она голос Бруно, — с вами все в порядке?
— Простите, — она встала и подошла к столу. «Давайте, я с вами рассчитаюсь».
— Что случилось? — спросил итальянец, глядя на ее потухшее, серое, с резкими морщинами лицо.
— Моего мужа арестовали в Риме, — Марфа стала отсчитывать деньги.
— Он, — Бруно помедлил, — тоже?
— Тоже, — Марфа подвинула ему золото.
— А, — равнодушно сказал Джордано, и, забрав деньги, вышел.
В Сити было людно — день клонился к обеду, тянулись телеги с рынков, вовсю торговали лавки. Фагот зашел к торговцу книгами, и, оглядевшись, увидел, что выпустили «Пастушеский календарь» Спенсера.
«Тео понравится» — подумал он. Для Теодора он купил английский перевод «Начал» Евклида, с предисловием Джона Ди.
«Дорогие дети!» — быстро написал Джордано. «Мне надо отправиться в довольно долгое путешествие. Пожалуйста, не бросайте занятия, у вас отлично получается. Я был очень рад встретиться с вами и побыть вашим учителем. Искренне ваш, Джордано Бруно».
Бруно долго выбирал книгу для Марты, и, наконец, усмехнувшись, взял Ars Magna Джироламо Кардано.
Оставив торговцу лондонский адрес Кроу, он вышел и сомкнул пальцы на рукописи, что лежала в кармане. «Имею ли я право?» — вдруг подумал он. «Эта еще не окончена, и столько всего в голове — всей жизни не хватит, чтобы написать. А если я погибну?».
Бруно прислонился к стене какого-то дома, и постоял, вдыхая ветер с реки. «Но как же?», — подумал он.
— Для чего Господь тогда создавал мир, если не для того, чтобы люди вели себя так, как повелевают им законы добра? И для чего будет нужна наука и философия, если не останется в мире людей? Нет, иначе нельзя. Гений, не гений, — он усмехнулся, — а все равно в Библии сказано: «Не стой над жизнью ближнего своего». Тем более дети», — он встряхнул головой, улыбнулся и пошел к собору Святого Павла.
Джон поднял глаза и увидел Фагота, стоявшего на пороге комнаты.
— Что? — устало спросил разведчик. «У меня мало времени, я должен ехать в Дувр».
— Ты ведь на континент за казенный счет отправляешься? — лениво поинтересовался Фагот.
«Подвези меня до Рима, хоть золото тратить не буду».
— Сиди тут, — резко ответил Джон. «Не лезь туда, куда не надо. Во-первых, ты в жизни ничего, тяжелее пера в руках не держал, а во-вторых — ты гений, и нельзя тебе вот так погибать».
— А отцу пятерых детей, значит, можно, да? — тихо, угрожающе спросил Бруно. «И не надо указывать, что мне делать — сам разберусь».
— Если ты считаешь, что она после этого…, - начал Джон, но, увидев лицо Фагота, махнул рукой: «Прости, глупость сказал».
— Это точно, — ехидно отозвался Бруно. «А что касается пера — ты же сам утверждал, что в этом деле важен, прежде всего, ум. А с ним у меня, сам знаешь, все в порядке».
Когда они уже были в седле, Джон повернулся к Бруно: