"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Мистер Шекспир! — привратник тянул его за рукав рубашки. «Мистер Шекспир».
Он услышал шепот, и, еще не веря, не желая поверить в то, что произошло, хлопнул в ладоши.
Актеры застыли.
— Остановите репетицию! — крикнул Уильям. «Ричард!»
— Что такое? — нахмурился Бербедж.
Уильям подошел к сцене, и, вскинув голову вверх, глядя на грубые доски, сказал:
«Кристофера Марло убили в пьяной драке, в Дептфорде, сегодня днем».
В наступившем молчании было слышно, как уборщик, шаркая, подметает булыжный пол, усеянный ореховой скорлупой.
— Ты должен быть рад, — наконец, проговорил Бербедж. «Теперь в английском театре у тебя не осталось соперников, Уильям».
Шекспир помолчал и, вздохнув, ответил: «Дело ведь не только в сборах, Ричард. Дело еще и в, другом. Если бы я там был, я бы сам шагнул под кинжал того мерзавца, — он отвернулся и, мгновение, помолчав, стиснув зубы, велел: «Продолжаем, господа, с реплики Клиффорда, пожалуйста».
Пролог
Амстердам, июль 1593 года
— Ну, еще немножко, — ласково сказала Эстер роженице, и велела дочери: «Мирьям, ты возьми салфетку, вытри госпоже де Йонг пот со лба, ужасно жарко».
Окна в опочивальне были широко распахнуты, но на улице стояла влажная духота, и даже вода Зингеля, что тек прямо у дома, стояла, будто зеркало.
— Господи, ну когда уже закончится-то! — простонала молоденькая женщина на кровати.
— Скоро, — Эстер улыбнулась. «Ну, что вы хотите, госпожа де Йонг, ребенок у вас первый, крупный, мальчик, скорее всего…
— Муж хочет мальчика, — измучено улыбнулась роженица. «Он, как в море уходил, сказал:
«Это точно парень!»
— Они все хотят, — пробормотала Эстер, и, вымыв руки в тазу, весело сказала: «Ну вот, сейчас и головка покажется. Мирьям, иди сюда, смотри внимательно!»
Девочка увидела черные, влажные волосы, и тихим шепотом спросила сидевшую между ног роженицы мать: «А если девочка?».
— Главное, чтобы дитя здоровое было, — так же тихо ответила Эстер, и поддев пальцем пуповину, сняла ее с шеи ребенка. «Там разберутся».
Роженица напряглась и ребенок — большой, красный, выскользнув в руки Эстер, тут же заорал — громко.
— Как по заказу, — улыбнулась акушерка и велела дочери: «Давай, оботри его, и подавай осторожно госпоже де Йонг. Сейчас пуповину перережем, послед родим, и все приберем тут».
Мирьям посмотрела на то, как родильница воркует что-то сыну и улыбнулась. «Как назовете-то, госпожа де Йонг? — спросила Эстер.
— Якобом, как свекра моего покойного, — женщина перекрестилась и ласково прошептала схватившему грудь сыну: «А скоро и отец твой с моря придет, порадуется, мой маленький Якоб!»
Они медленно шли вдоль Зингеля. Мирьям, что несла сумку с инструментами, вдруг остановилась и спросила: «А почему мы на похороны дедушки не ездили?».
Эстер погрустнела и поцеловала дочь в каштановую макушку. «Так, милая моя — это год туда и год обратно, землей — опасно, там, на юге турки с австрийцами начали воевать, да и по морю — тоже, все же там пираты есть, это нам повезло, когда мы обратно сюда из Святой Земли плыли, что не встретили их. Да и то вон — дедушка зимой умер, в январе, а письмо от бабушки только сейчас до нас дошло.
— А сколько было лет дедушке? — тихо спросила дочь.
— Девяносто два как раз, — вздохнула Эстер. «Видишь, какую долгую жизнь ему Господь даровал. Как раз тетя твоя, сестра моя младшая, тоже Мирьям, на Хануку замуж вышла и в Польшу уехала, а потом дедушка и умер — ты же помнишь, как бабушка Фейге написала, — они в Иерусалим поехали, там он просто — прилег отдохнуть и не встал больше. Смерть праведника, — Эстер помолчала и пообещала дочери: «Станешь постарше, можно будет бабушку съездить навестить, и на могилу дедушки сходить».
— А где он лежит? — спросила дочь, удобнее пристроив сумку.
Эстер посмотрела на темную воду канала, на жаркое, стоящее в зените солнце, и вдруг вспомнила рыжие холмы и пронзительное, голубое небо Святой Земли.
— На Масличной горе, — тихо ответила она. «Там, где будет стоять Мессия, когда он придет.
Те, кто там похоронен, первыми поднимутся из могил».
Женщина вдруг почувствовала боль где-то снизу и вдохнула теплый, летний воздух. «А маленькая осталась там, далеко-далеко, на краю земли, — подумала она горько.
— Совсем одна, только океан вокруг, и больше ничего. Господи, ну ведь сказано: «И возвестите островам отдаленным и скажете: "Кто рассеял Израиль, Тот и соберет его, и будет охранять его, как пастырь стадо свое". Значит, и о маленькой не забудут, Господь обо всех помнит».
— Мама, ты, что такая бледная? — озабоченно спросила Мирьям. «И пот у тебя на лбу».
— Жарко просто, — слабо улыбнулась Эстер. «Пойдем домой, отец твой с братом уже и вернуться должны скоро с верфей, накормим их, а потом на лодке покатаемся».
На другой стороне канала, за поворотом, уже был виден их дом, как вдруг Эстер, тяжело дыша, схватилась за плечо дочери.
«Господи, — успела подумать она, — я ведь знаю, что это. Я это видела уже у других. Ворон, бедный Ворон, как же он без меня справится? Он ведь так радовался, когда я ему про дитя сказала».
Боль в животе — тупая, тяжелая, становилась все сильнее, внезапно заболело плечо, и Эстер, опустившись на колени, — прямо на пыльные камни набережной, прошептала: «Врача, доченька…»