"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Увидишь, — твердо сказал Дэниел, и, приглядевшись, тихо проговорил: «Смотрите, шлюпка.
Двое на веслах».
Виллем оглянулся на корабль и заметил: «В общем, ты неплохо гребешь».
Волк сказал: «Все равно, как я подумаю, что я его одного там оставил. А вдруг у них не выйдет?»
— Выйдет, — твердо сказал адмирал. «И вот что — вы давайте, учите язык с детьми, Тео-то хорошо его знает, не забыла, а вам позаниматься надо. Как раз до Лондона и говорить начнете. И Дэниел твой — я их, как на корабль привез, посмотрел на него — отличный моряк будет. Так что отдавай его мне, как раз вторым юнгой пойдет».
Волк кивнул, и, вдруг, помявшись, сказал: «В Лондоне наймусь на верфи, что ли, я ведь неплохим плотником когда-то был. Деньги-то надо зарабатывать, их вон сколько — он кивнул на корабль, — да еще и Беллу найдем же когда-нибудь».
— А ну брось весла, — велел адмирал.
Волк подчинился, и, покраснев, посмотрел куда-то вдаль, на еле колыхающуюся гладь моря.
— Я тебе расскажу, — адмирал усмехнулся. «Я, когда на твоей теще женился, у меня в кармане было только жалованье капитанское, и все. Замок, ну что замок, — он махнул рукой, — груда камней, да и война там, в Нижних Землях, до сих пор идет. И вот привез я их всех в Лондон, из Углича этого, — Виллем сочно выругался по-русски, и Волк посмотрел на него — с удивлением.
— Не забыл, — махнул рукой адмирал. «Ну вот, а Питер тогда еще ребенком был, и Марта конторой по доверенности управляла. И предложила мне — зачем я буду на чьих-то других кораблях плавать, когда свой флот можно построить? Мы с ней тогда крупно повздорили, конечно, я думал — ну как это жена мне будет жалованье выдавать?
— А потом — Виллем помолчал, — понял я, что дураком был. Так что, дорогой мой Масато-сан, нечего тебе на верфях отираться, с твоими умениями. Приедем в Лондон, я тебя с одним человеком сведу, у него таким, как ты, всегда рады.
— Смотри, вон, уже и трап выбросили, дети там скачут на палубе, машут нам, — Виллем поднялся во весь рост и крикнул: «Мы тут!»
— А мы можем, — Волк испытующе глянул на адмирала, — тут в одно место неподалеку зайти?
Не в Японии, — улыбнулся он, увидев, как смотрит на него Виллем. «Там гавань хорошая, есть, где встать. Мы просто с Тео там пятнадцать лет не были, может, и нет уже никого, но все же — отец ее там жил. Ну и лучшие друзья наши — мы с ними всю Сибирь прошли».
— Покажешь на карте — велел адмирал. «Конечно, пусть девочка отца увидит, да и я, — он вдруг рассмеялся, — с ним тоже познакомлюсь».
— Папа! — Дэниел и Марта бросились к нему, и Волк, обнимая детей, шепнул: «Все, все, милые, все закончилось, теперь я всегда буду с вами, всегда».
— Все, поднимаем якорь, — велел адмирал. «И так тут долго проболтались. А ты, — тихо сказал он Волку, — иди к жене, за ними — он кивнул на подростков, — я присмотрю.
Он остановился на пороге каюты, и, закрыв за собой дверь, долго смотрел на них. Стефан спал, привалившись к материнской груди, и она сама дремала, чуть вздрагивая, некрепко.
— Бедная моя девочка, — ласково подумал Волк. «Счастье мое». Он наклонился и, осторожно взяв сына, переложил его на соседнюю койку — тот только глубоко зевнул.
От нее пахло молоком и немножко — солью. «Мы же в море, да, — смешливо подумал Волк и, устроившись рядом, поцеловал приоткрытую воротником кимоно смуглую шею и начало спины. — Волк, — сказала она, не открывая глаз. Вдруг, повернувшись, Тео обняла его — крепко, как никогда. «Волк, ты со мной, — ресницы поднялись, и он, увидев слезы в ее глазах, коснувшись их губами, сказал: «Да. И всегда теперь буду, до конца дней наших».
— Качает, — потом, тихо, еле слышно, приникнув головой к его плечу, рассмеялась Тео. «Мы с якоря снялись».
— Сейчас так закачает, — сквозь зубы пробормотал Волк, — что ты в таком шторме и не была никогда, милая. Только давай, — он ласково подтолкнул ее, — на пол переберемся, не след адмиралу койку ломать».
Дэниел устроился рядом с Уильямом на марсе и весело сказал, глядя на закат: «Ну, дядя, будешь мне сейчас созвездия показывать, понял?»
Мальчишка рассмеялся и, подтолкнув подростка, заметил: «А все равно, я смотрю, попугая-то вы не забыли в Японии, с собой забрали».
— Этот попугай, — глядя на него с высоты своего роста, ответил Дэниел, — теперь везде со мной плавать будет, понял? И Марте я его не отдам, пусть даже не надеется, — добавил он.
«Гордость Лондона», под полными парусами, шла на северо-запад — посреди пустынного, чуть волнующегося моря.
Даймё поморщился — от ямы с гниющими потрохами исходило невыносимое зловоние, и махнул рукой: «Закрывайте крышку!»
Управляющий делами провинции, стоя на деревянном помосте, медленно, заунывно читал указ его светлости Токугавы Ияэсу. Масамунэ-сан услышал: «запрещено хранить фигуру в форме креста в доме, носить ее на шее, или в кармане, а также нашивать на одежду».
Толпа, стоявшая за цепью охранников, молчала. «Тут не меньше тысячи пришло, — подумал дайме, — из деревень, я смотрю, тоже есть».
— Ваша светлость, — тихо спросил палач, — а когда веревку обрезать? Обычно, как кричать они перестают, так и обрезают, ну дня через два-три».
— Этот кричать не будет, — сухо ответил дайме. «Он уже пожилой человек, думаю, двух дней будет достаточно. Как обрежете, пусть меня известят, я взгляну на тело, — он посмотрел на дергающуюся, толстую веревку и, вспомнив кишащих в яме крыс — чуть дернул щекой.
«Через два дня он будет уже мертв, — сказал себе дайме, — там нет воды, и почти нет воздуха. А если не будет — как только веревку обрежут — крысы мгновенно на него бросятся».
Он повернулся, и, коротко кивнув низко поклонившемуся палачу, пошел к замку. Толпа мгновенно упала на колени, и Хидеки-сан, что стоял с Хосе в задних рядах, дернув его за рукав рубашки, велел: «Вы тоже, а то сейчас головы лишитесь!».
Хосе сцепил, зубы, чтобы не выругаться, и, представив себе лицо отца, мысленно вздохнул: