"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— После фуро пришлите ее ко мне в покои, — велел даймё, и, улыбнувшись, добавил: «И пусть в павильоне для купания раздвинут перегородки, я хочу полюбоваться вечерним небом.
Сегодня очень яркий закат».
Марта стояла на корме корабля, глядя на запад. «Ты бы вниз пошла, — озабоченно сказал Дэниел, — холодно уже. Матушка сегодня рыбу приготовила — не поверишь, какая вкусная».
— Как кровь, — медленно проговорила Марта, вцепившись пальцами в борт корабля. «Как кровь».
Дэниел увидел, как ее глаза расширились. За «Гордостью Лондона», ныряя в воздухе, ловя ветер, летела чайка — маленькая, изящная, с красивыми, распахнутыми крыльями.
— Мама, — Марта откинула голову назад, и, задрожав, запела, — одним горлом, беззвучно.
Чайка все вилась вокруг, а, когда горло девушки застыло, — исчезла в алом, огненном сиянии.
— Вот, — тихо сказала Марта, перекрестившись, — теперь все будет, как надо.
Отпустив девушку, Масамунэ-сан вытянулся на футоне, и, зевнув, велел управляющему, что ждал за ширмой: «Оставь ее, она неплоха, и расплатись с родителями. И пусть меня не будят, — сварливо добавил даймё, — после обеда я поеду на прогулку в горы, а до этого времени — дайте отдохнуть».
Он спал крепко, и, открыв глаза, прислушался — комнату заливало утреннее солнце, и в перегородку кто-то осторожно скребся.
— Я же приказал, — измученно простонал Масамунэ-сан, — или я должен тут всем головы отрубить, чтобы выспаться?
— Ваша светлость, — раздался испуганный голос управляющего, — тот священник..
— Воскрес из мертвых, как этот их бог? — кисло поинтересовался даймё.
— Нет, — слышно было, как управляющий сглотнул, — но вы должны это видеть.
Холмик на месте казни покрывали белые хризантемы — белые, как самый чистый снег, как иней, как летние, пышные облака, что плывут над горами. Посередине, — даймё вгляделся, — росли бронзовые, — роскошные, яркие, и крест, что они образовывали, было видно уже издалека.
Толпа, что стояла внизу, молча смотрела на цветы, и даймё вдруг послышалось, что кто-то сказал: «Чудо!».
— Кто посмел посадить? — ледяным голосом произнес Масамунэ-сан. «Кто посмел, я спрашиваю!»
— Ваша светлость, — забормотал управляющий, — ни один цветок не смог бы так вырасти за ночь…
«Ни один, да, — даймё вдруг вспомнил азалии в своем саду. «Сколько я с ними бился, — подумал он, — а потом за одну ночь все изменилось».
— Срыть тут все, — коротко приказал он и, не оборачиваясь, пошел к замку. Он отменил прогулку в горы, и плохо спал, ожидая услышать стук в перегородку.
Конечно, следующим утром, они опять были там — еще более яркие. Даймё зло пнул ногой цветок, и, вздохнув, проговорил: «Оставьте их в покое, пусть растут, как знают».
Людей внизу только прибавилось, и, Масамунэ-сан на мгновение показалось, что среди них он увидел знакомое лицо старшей сестры.
— Да нет, она же мертва, — пожал плечами даймё, исчезая за мощными воротами замка.
Мияко-сан поежилась от ночного холодка, и, нагнувшись, прошептав что-то, сорвала белую хризантему, положив ее в рукав кимоно. На холме никого не было, внизу едва виднелись редкие огоньки дремлющего города.
Отец Франсуа перекрестил ее и Хосе, и сказал: «Ну, храни вас Господь, чтобы добрались до Нагасаки в добром здравии. А я, — он обернулся и посмотрел на играющий бронзой крест, — как туда дойду, тоже расскажу о смерти праведника, — он посмотрел на Хосе и добавил:
«Берегите себя».
Хосе пожал священнику руку и мягко проговорил: «Пойдемте, Мияко-сан, дорога у нас неблизкая».
Уже идя по проселку, что вел на юг, она оглянулась и шепнула, дрожащим от слез голосом:
«Как же это будет теперь, Хосе-сенсей?».
— А вы ничего не бойтесь, — тихо ответил он. «Молитесь Господу, как папа делал, и не бойтесь — Он позаботится, — и о нас, и о нем».
Женщина кивнула и вскоре две невысокие фигуры растворились в глубокой тьме, что спустилась на равнину.
Виллем достал бронзовую астролябию, и, подозвав мальчиков, велел: «Так, ты, Дэниел, определяешь наши координаты, — ты ведь умеешь уже, а ты — Уильям, наносишь их на карту».
— Отличная гавань, — повернулся он к вышедшему на палубу Волку, — просто отличная. Кто бы тут ни обосновался потом — адмирал окинул взглядом бухту, и острова, разбросанные по заливу, — поверь моему слову, — будет владеть этой частью моря.
Волк посмотрел на рыбацкие лодки, на развешанные сети, и тихо сказал: «Может, тут никого уже и не осталось».
— Ну, — адмирал потянулся за подзорной трубой, — сейчас и узнаем.
Волк посмотрел на жену, — она стояла, чуть побледнев, комкая широкие рукава кимоно.
«Море, — весело сказал Стефан, что сидел на руках у Марты, — море большое!».
— Ну, дорогой зять, — заметил адмирал, — сам посмотри.
Волк застыл, разглядывая крепкие, будто на века срубленные избы, и с удивлением сказал:
«У них и церковь тут есть! И полей с наших времен прибавилось, глянь, Тео».
Жена бросила один взгляд на берег и, еще больше побледнев, сказала: «Волк, это она!
Она!»
Адмирал увидел худенькую, окруженную детьми, торопящуюся вниз, к морю женщину, и, улыбнувшись, велел: «Ну, бросаем якорь, а то команда у нас давно домашнего обеда не ела!»
Тео встала в шлюпке и крикнула: «Подруженька!»
Василиса, стирая слезы с лица, шепнула детям: «Господи, я уж и не чаяла их увидеть! Живы все, Господи! — она перекрестилась, и, увидев, как Тео спрыгнула на мелководье — кинулась к ней.
Мужчины уже вытащили шлюпку на берег, а женщины все стояли, по колено в море, обнимая друг друга, плача.
— Папа, — недоуменно спросил Дэниел, — что это они?
Волк усмехнулся и, подойдя к жене, мягко взяв ее за плечо, велел: «Ну, пойдем, а то мало тут моря соленого, все слезами вокруг залили».
— Григорий Никитич-то где? — ласково спросил он Василису.
— В кузнице, с Никитой, — хлюпая носом, ответила она. «А князь на охоте, к вечеру вернется».
— У нас тут еще люди на корабле, — начал Волк.