"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
Князь улыбнулся. «Я так думаю, это дело поправимое, святой отец, с опытом придет. Мы завтра как с вами, говорить будем?».
— Конечно, — темные глаза отца Павла усмехнулись. «Вот дети уйдут, сразу и жду вас. Вы же сами знаете, князь, — мы с вами пять лет уже разговариваем, и даже дальше сотворения мира не продвинулись».
— Уж больно интересно, да и торопиться нам некуда, — Тайбохтой повесил уток на окно, и, было, собрался, уходить, как священник добавил: «К детям-то вашим гости приехали, на корабле, внучата ваши разболтали, как занимался я с ними».
— А ну давай, — обернулся Тайбохтой к старшему внуку, — посмотрим, что там за гости. Князь легко вскочил в седло, и, взглянув в конец улицы, пробормотал: «И верно, вон, ворота открыты».
Он, чуть пригнув голову, шагнул в горницу и, сразу найдя ее глазами, распахнул объятья:
«Ну, здравствуй, Ланки!»
— Почему «ланки»? — тихо спросил Виллем у Волка.
— Это на его языке, «белка» значит, — объяснил мужчина. «А жену вашу, — он едва не рассмеялся, — «локка» зовут, лиса, то есть».
— Очень верно, — Виллем посмотрел на высокого, крепкого, смуглого мужчину, в кожаной, украшенной бисером безрукавке, с темными, побитыми сединой волосами, заплетенными в косу.
Адмирал поднялся и велел Волку «Переведи».
Тео отступила в сторону и сказала: «Батюшка, это Виллем, муж матушки, то есть».
— Виллем де ла Марк, — адмирал протянул руку и Тайбохтой, пожав ее, рассмеялся: «Как у вас говорят, рад встрече. Ну, — он обернулся к Василисе, — все в сборе, пора и за стол.
— Щи! — Волк застонал от удовольствия. «Я их с той поры еще вспоминаю, ты-то, Григорий Никитич их поел, а мне вот уже не пришлось».
— Я — сказал Виллем, потянувшись за хлебом, — когда с вашим дядей на Москву ездил, каждый день их ел, так что вы, мадам, — он поклонился Василисе, — мне еще наливайте, я их люблю.
Тео перевела, и Василиса, покраснев, тоже поклонившись, ответила: «Рады, что вам нравится».
— Мы вам с собой бочку капусты квашеной дадим, — предложил Гриша, — или даже две. Все равно вы долго плыть будете, как раз съедите.
После пирогов Тайбохтой велел: «Так, женам надо деток укладывать, а вы — он посмотрел на старших внуков, — возьмите молодежь, прогуляйтесь к морю, тепло еще. Ты, Гриша давай, неси, что есть у тебя, а мне того, с юга выставь, из слив, — оно легкое. Вы-то все в церковь пойдете, — князь усмехнулся, — а мне опять на охоту ехать.
— А почему вы в церковь не ходите? — поинтересовался Виллем.
Тайбохтой выслушал Волка и задумчиво ответил: «Может, и пойду когда-нибудь. Пока просто с отцом Павлом разговариваю, умный он, как брат Локки моей, Вассиан, или как отец Никифор, там, — он махнул рукой на запад.
Никита взглянул на хрупкую, изящную, смуглую девушку, что сидела рядом с женщинами, держа на коленях уже засыпающего брата, и, краснея, тихо спросил у Волка: «Михайло Данилович, а ваша дочка по-русски говорит?».
— Говорит, сам же слышал, — удивился Волк.
— Марфа Михайловна, значит, — Никита встряхнул головой и решительно встав, подогнал брата: «Давай, Николай, бери остальных, можете мою лодку на воду спустить, я разрешаю».
— Батюшка, — спросил Уильям, — а можно мы на «Гордость Лондона» сплаваем, покажем ее?
— Только осторожней там, — велел адмирал, и приказал Волку: «Давай, разливай».
— Марфа Михайловна, — услышала она низкий, красивый голос, и, подняв глаза, встретилась с его глазами — темными, чуть раскосыми. Юноша стоял, краснея, и Марта подумала: «Какой высокий, как батюшка, только плечи еще шире».
Она тоже зарделась, и, передав спящего Степу Федосье, встав, сказала: «Да, Никита Григорьевич?».
— Мальчишки, — он улыбнулся, — на корабль поплыли, а я подумал — вы прогуляться не хотите, у нас тут красиво очень, на берегу.
— С удовольствием, — ответила Марта, и Василиса, взглянув им вслед, шепнула Федосье:
«Невестку, может, мне привезла, а, подруженька?»
— Может и так, — медленно ответила Федосья, держа на коленях Степу, — может и так, ну дай-то Бог. Пойдем, мальчишек уложим, есть у тебя в горнице-то место мне заночевать, а то мужчины, — он вздохнула, — чувствую, до утра засели. А мы заодно и поболтаем.
— Да есть, конечно, — Василиса обвела глазами стол. «Ну, посуду мы убрали, а как поесть захотят, Григорий Никитич знает, где что лежит, не пропадут».
Они медленно шли по берегу моря. Никита искоса взглянул на девушку и сказал: «Я ведь не тут, родился, а далеко отсюда, в Сибири, — он махнул рукой на запад, — меня сюда совсем маленьким привезли».
— Я тоже, — грустно ответила Марта, — там, на севере, на островах. Это же мои приемные родители, мама моя умерла сразу, как я родилась, а отца убили, когда мне три годика было.
Никите вдруг захотелось взять ее за маленькую, с тонкими пальцами руку, и никогда больше от себя не отпускать.
— А я нигде и не был, — нехотя сказал юноша, — ну, только с батюшкой на юг ездил, и в Китай, но тут рядом, это неинтересно. И в море мы совсем недалеко ходим, так, рыбачить только. Я бы очень хотел построить большой корабль, а то все лодки и лодки, — он пожал плечами.
Марта посмотрела на кружащихся в небе чаек и улыбнулась. «Там моя мама, — сказала она, глядя на Никиту темными, волшебными глазами. «Я ее никогда не видела, папа прилетал ко мне, а мама — нет. А теперь и она здесь. Ее Таанаг звали, вот. Я ведь умею с птицами говорить».