"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— Чтобы одного человека спасти, — рассмеялась женщина. «А я, Михайло Данилович, его любила очень — так что и не задумалась даже. И сейчас, то же самое бы сделала».
Мужчина закинул руки за голову, и, подумав, ответил: «Я бы ради нее — тоже. Да вот не нужен оказался».
— И сие бывает, — Марфа поднялась и поцеловала зятя в лоб. «Ну да встретишь еще ту, кто тебя одного любить будет, как Федосья моя любила».
— Скорей бы, — вдруг, с тоской, сказал Волк. «Скорей бы, Марфа Федоровна».
— Батюшка, тетя! — раздался сзади звонкий голос. «А я уже и сложила все!»
— Ты у меня молодец, — ласково сказал Матвей, оглядывая дочь. Маша поправила, берет, золотистого бархата, и чуть покраснела. «Какая красавица все-таки, — подумала Марфа, и, потянувшись, поцеловав племянницу в щеку, заметила: «Ну, вон уже и берег виден, белые утесы Дувра».
— Я знаю, — Маша рассмеялась и сощурила васильковые глаза, — поэтому «Альбион» и назвали. Батюшка, — она взяла у отца чашку, — давайте я на камбуз отнесу, а то матросы сейчас заняты будут.
Марфа проводила глазами стройную спину в лилово-синем шелке и тихо сказала: «Матвей, ты подумай, ей ведь двадцать восемь уже. Что ж ты девку от себя не отпускаешь, счастья ты ей не хочешь, что ли? Внуков увидеть не хочешь? Восьмой десяток тебе».
— Спасибо, что напомнила- желчно ответил брат, погладив ухоженную, золотисто-седую, пахнущую мускусом бородку. «Только Марья сама от меня никуда не пойдет, знаешь же. И потом — за Михайло Даниловича я бы хоть завтра ее отдал, он мужик взрослый, разумный, за ним она, как за каменной стеной будет, да только ты сама видела, — для него она все равно, что дочь, али сестра».
Марфа вздохнула: «Ну, смотри. Марья-то не перестарок еще, конечно, но все равно…, — женщина не закончила и пожала плечами.
— Красиво тут, — тихо сказал Маша, вернувшись, взяв отца за руку. «И зеленое все, какое, хоть и зима еще. И в Париже мне тоже понравилось, особенно лавки».
— Господи, — подумала Марфа, — бедная девочка. Немудрено, что Матвей ее так балует, она ни в чем отказа не знает — он же на дочь надышаться не может, да и Маша тоже — все время рядом с ним. А так выправилась, конечно, болтает бойко, книги читает. Ох, замуж бы ее, конечно, да только за кого? Кто с Матвеем-то уживется?
— А мы как в Кале? — спросила Маша. «На лодке поедем?».
— Нет, — ответил Матвей, — тут корабли прямо к причалу швартуются, гавань глубокая. Вон, и багаж наш уже на палубе. Сейчас перекусим, в том трактире, надеюсь, повар не сменился?
— Все тот же, — улыбнулась Марфа, — из гугенотов. Пирога из почек не подадут.
— Вот и славно, — пробурчал Матвей, и крикнул носильщикам: «Осторожней с этими ящиками, другого такого бургундского тут не найдешь!»
Спустили трап, и Марфа весело сказала племяннице: «Ну, ты первая!». Маша накинула меховую, короткую пелерину и рассмеялась: «Спасибо, тетя!».
Цезарь, громко залаял, ринувшись в Темзу, и адмирал одобрительно сказал: «Сразу двух сняла, Мэри. Все-таки ты удивительно метко стреляешь».
По равнине разливался нежный, холодный свет зимнего утра. Трава под ногами была чуть побита изморозью, и Питер, подышав на руки, улыбнулся: «Да и вы, адмирал — не забыли, как это делается».
Виллем поднял ружье и вдруг, проследив глазами за медленно летящей цаплей, улыбнулся:
«Вспомнил, как мы с его светлостью сегуном Токугавой в Японии охотились. Уж больно она красива, пусть себе живет дальше».
Цезарь положил к ногам Мэри уток, и, отряхнувшись, потерся головой о ее ладонь. «Десяток уже есть, — сказал Питер. «Может, вернемся, а то к завтраку опоздаем».
— Не опоздаем, — безмятежно отозвалась сестра, заряжая короткий мушкет. «Сегодня Энни его готовит, пока она накроет на семерых, мы еще постреляем».
— А где ты такой взяла? — заинтересовался адмирал. «Он с дробью?».
— Угу, — Мэри подозвала к себе собаку и велела: «Ищи!» Цезарь исчез в камышах и женщина, поправив капюшон короткого плаща, улыбнулась:
— На «Открытии» будет два десятка вот этих, — Мэри нежно погладила ствол и два десятка обычных мушкетов — ну да они для крупной дичи. А из них, — птица, хлопая крыльями, закружилась над камышами, и Мэри, даже не целясь, выстрелила, — как раз всякую мелочь хорошо бить. Ну и пистолеты, конечно, — она приняла утку от Цезаря, и, бодро сказала: «Ну, давайте, еще немного пройдемся!»
Она побежала вверх по берегу реки и Питер, смотря ей вслед, тихо сказал: «Адмирал, а там, ну, на севере, опасно?»
Виллем погладил бороду: «На морях везде опасно, мальчик мой, я знавал людей, которые в Индию и Африку плавали, а потом шли ко дну в виду голландских берегов. Море есть море.
Я же на север и не ходил никогда, ну, если не считать того раза, что мы с Матиасом за вами ездили».
Питер натянул черные, тонкой кожи перчатки и обернул вокруг шеи серый, грубошерстный шарф. «Холодно как, — пробормотал он. «Солнце взошло почти, а все равно — холодно. А там как, ну, куда Мэри и Генри плывут, всегда мороз?».
Виллем усмехнулся: «Там еще и полгода ночь, без просвета. Но все же, — он прервался и помахал рукой падчерице, — я уверен, что там есть открытое море. Это как с той землей на юге, где мы с Янсзоном высаживались — нас, помню, в лицо дураками называли, а мы наплевали на всех, и нашли ее. И Гийом покойный прав был — это не остров, а континент».
— Генри мне показывал карты, — задумчиво сказал Питер, — он настаивает на своем — ну, что Северо-Западный проход существует.
— Он был бы никчемным капитаном, если бы не умел настоять на своем, — Виллем помолчал.