Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
Ворон усмехнулся. «Эта скала еще дымится, сеньор Вискайно, и дня через два уйдет обратно под воду. Нам нужен ветер, — Степан посмотрел на бессильно обвисший парус и подавил в себе желание выругаться.
— И все же, где мы? Где берега? — испанец оглянулся вокруг.
— Берега, — Степан на мгновение закрыл глаза, — вас какие берега интересуют, сеньор?
Африка отсюда в трех тысячах миль — примерно, Южная Америка — в тысяче, или около того.
Ну а до юга, — он чуть улыбнулся, — ближе, миль семьсот. Наверное, — добавил Ворон.
Он наклонился, и поцеловал жену, вдохнув запах молока. «Все будет хорошо, — повторил Ворон. «Мы выберемся».
— Он умирает, — сказала Эстер, разбудив мужа. Степан протер глаза и хрипло спросил: «Как ветер, мистер Фарли?».
— Никакого ветра, — пробормотал помощник, склонившийся над бортом шлюпки. «И рыба вся ушла, со вчерашнего дня ни одной, ни поймали».
— Это все из-за него, — злобно сказал один из матросов, показывая на Вискайно, что сидел в отдалении от всех, на корме. «Его корабль был проклят Господом, и он сам — тоже!
Выбросить его в море, и все тут. Еще тратить наши припасы на какую-то католическую собаку, мало они нас топят и вешают, что ли!».
Степан поднялся, и плеснув в лицо забортной — холодной, свежей, тихой водой, спросил:
«Как Мирьям?».
Жена посмотрела на спящую в перевязи дочь и ничего не ответила. Степан, вздохнув, коснулся губами лба девочки, и сказал:
— Ничего. Если будет ветер, то мы дойдем до той земли, что видели с корабля сеньора Вискайно. Там наверняка найдутся источники. И, — он повернулся к матросам, — на моем корабле никто никого не будет выбрасывать за борт. Первый, кто хоть заговорит о бунте, сразу получит пулю в лоб. Пистолет у меня в исправности».
Он встал на колени и прошептал: «Мистер Грендал, вы, может быть, хотите передать что-то жене, детям?».
— У меня нет, — обожженные, распухшие губы человека еле шевелились. «Только мать, миссис Маргарет Грендал, в Плимуте, на Бедфорд-стрит, собственный дом. Рядом с церковью святого Андрея».
— Я знаю, — ласково сказал Ворон и взял его за руку. «Я все сделаю, мистер Грендал, будьте уверены».
— Спасибо, — тот устало закрыл глаза, и Степан, слыша свой голос, вдруг подумал: «Господи, сколько же раз мне еще это говорить, сколько?».
— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — Ворон перекрестился и сказал: «Упокой Господи, душу раба Твоего, Томаса Грендала, и даруй ему обитель под сенью присутствия Твоего».
— Аминь, — отозвались матросы, и Вискайно, чуть помедлив, тоже проговорил: «Аминь».
— Мистер Фарли, — Ворон тронул первого помощника за плечо, — помогите мне, пожалуйста.
Мы, к сожалению, не можем тратить паруса, так что придется…, - капитан не закончил.
Услышав плеск за кормой, Эстер обессилено опустилась
Женщина чуть покачала дочь, — Мирьям, не отрываясь, висела на груди, и, почувствовав, как обнимает их муж, спросила: «Сколько осталось воды?».
— Бочонок, — Степан помедлил. «Что с молоком?».
Эстер усмехнулась, и, на мгновение, вынув сосок изо рта дочери, показала его Степану.
Он опустил лицо в ладони, и, после долгого молчания, сказал: «Если бы хоть какой-то ветер…, Как ты терпишь?».
— Ну не кричать же мне во весь голос, — устало отозвалась жена. «Нам же надо не только есть, Ворон, но и пить — много. Ты сам знаешь — если нет воды, человек погибает быстрее».
Капитан вздохнул и сказал: «Хорошо. Я что-нибудь придумаю. Ты ложись, счастье мое, и поспи, — ты ведь устала с ним, — Ворон кивнул на тихую воду, — за эти дни.
Эстер завернулась в плащ, и, съежившись в клубочек, — ночи стали заметно прохладнее, — на полу шлюпки, стала тихо, без слов, напевать что-то Мирьям. Та сосала — то сильнее, то совсем затихала. Эстер вынула руку и, протянув ее наверх, взяла жесткие, сильные пальцы мужа в свои.
«Утром, на рассвете, мы обязательно увидим землю, — подумала Эстер, — там, на западе.
Сначала будет такая тонкая полоска на горизонте, а потом появятся вершины гор. И мы все будем кричать от радости, а Ворон будет улыбаться, — но только так, чтобы этого никто не заметил, даже я. Он всегда стесняется быть счастливым, особенно если люди вокруг. И всегда доволен, когда он оказывается правым. А если он неправ, то он все равно делает вид, что прав. Смешной.
Там будет бухта с мелким, белым песком, и обязательно — ручеек со свежей водой. Я встану на колени и буду пить — долго. Всегда буду пить. И потом еще попью. Ворон наловит рыбы, я ее пожарю на костре, и все будут сыты. И молока у меня станет много, — сразу. А потом мы построим хижину, и все будет хорошо».
Она заснула, не обращая внимания на боль в потрескавшихся сосках, так и держа мужа за руку.
Степан осторожно устроил ее пальцы на дне шлюпки, и, оглянувшись, — все дремали, — пробрался к Фарли, на нос.
«Если завтра рыбы тоже не будет, надо сокращать рационы, мистер Фарли, — тихо сказал Степан.
— Капитан, давайте я свою долю тоже отдам миссис Эстер, как вы сделали, — запавшие глаза первого помощника выделялись на белеющем в темноте лице. «Она не узнает, про вас же она не догадывается».
— Не надо, — Степан помолчал. «Мне не страшно, я сильный, — он хмыкнул, — продержусь. А вы ешьте, мистер Фарли, ешьте, пожалуйста».
— Хорошо, что мы Томаса похоронили, — вдруг сказал Фарли. «Вы простите, что я его так называю, мы же из Плимута оба, я его с детства знаю, вместе играли. Сами же видели, что было на «Святом Фоме».