Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— Называйте, конечно, мистер Фарли, — вздохнул Ворон. «Ну что я вам могу сказать — если уж умирать, то надо это делать с честью».
— Дочку вашу жалко, — Фарли посмотрел на неподвижную, темную воду и Степан почувствовал, что мужчина сдерживает слезы. «Хоть бы легкий бриз, сэр Стивен, уж дошли бы куда-нибудь, шлюпка у нас хорошая, крепкая».
Ворон положил руку на плечо Фарли и крепко сжал его. «Не бойтесь, — проговорил капитан.
«Вы мне лучше вот что скажите — матросы, эти двое, не будет ли там чего…, -
— Может, — ответил Фарли, вытирая лицо. «А если мы вина выпьем — достали же несколько бутылок из моря, когда «Звезда» перевернулась?».
— Этот как с морской водой, — Степан помедлил, — будет только хуже.
— Слез нет, — проговорил помощник, глядя на сухой рукав. «Чувствую, что плачу — а слез нет.
И спать все время хочется».
— Ну, вот идите, — велел Степан, — идите, отдыхайте. Я постою вахту.
Он подождал, пока Фарли уляжется и взглянул на север. Небо было чистым, звезды отражались в едва двигающейся воде.
— Посвистеть, что ли, — горько подумал Степан и вздрогнул — кто-то стоял сзади.
— Я хочу с вами поговорить, капитан, — сказал Себастьян Вискайно.
Испанец устроился рядом и долго молчал. «Сеньор Куэрво, — наконец, проговорил он, — та земля, которую видел мой вахтенный…
— Сеньор Вискайно, — терпеливо ответил Степан, — вы же сами видите, ветра нет. Когда, — Ворон чуть не добавил «и если», — он появится, я уж доведу шлюпку, хоть до какого-нибудь берега, поверьте мне. Я больше тридцати лет в море, опыта у меня достаточно».
— Но если это будет та земля, — Вискайно помедлил, — она должна быть испанским владением, мы заметили ее первыми.
Ворон внезапно повернулся к нему, и Себастьян почувствовал, как холодеет у него спина.
«Сеньор Вискайно, — тихо, яростно, сказал капитан, — у меня умирает дочь. Мне сейчас все равно, кому будет принадлежать горстка безжизненных скал на краю земли».
— Я другие вещи о вас слышал, — хмыкнул Вискайно.
— Когда я вас нашел, сеньор Вискайно, — жесткие губы чуть улыбнулись, — вы от голода съели собственный палец. Думаю, тогда бы вы отдали все владения испанской короны за корабельную галету, нет?
Себастьян посмотрел на свою левую руку и вдруг сказал: «Да, капитан».
— Ну, вот и оставим этот разговор, — Ворон искусно подсек небольшую рыбину и вытащил ее на борт шлюпки. «Ложитесь, сеньор Вискайно, я смотрю, вам уж лучше, раз вы вспомнили, — Степан хмыкнул, — о спорах за землю. С завтрашнего дня будете стоять вахты, как все».
Вискайно провел рукой по отрастающим, колючим золотистым волосам, и едва слышно сказал: «Отдавайте мою долю сеньоре Эстер, капитан, у нее же дитя».
— Нет, — коротко ответил Степан. «Кроме меня и вас тут никто не знает навигации, сеньор Вискайно. Один из нас должен выжить. Все, идите спать».
Себастьян
— Миль пять, — не поворачиваясь, ответил Ворон. «Но будем меньше, — люди слабеют, сеньор Вискайно».
«Ветер, — пробормотал Себастьян, устраиваясь рядом с одним из матросов. «Господи, ну когда уже?».
Мирьям брала грудь, и тут же выпускала ее изо рта, плача, мотая головой. «Молока совсем нет, — прошептала Эстер, глядя на запавший родничок девочки. «У нее уже третий день сухие пеленки».
— Дай, — Степан взял дочь, и, прижавшись щекой к ее личику, стал баюкать девочку. «Ну, потерпи, — тихо сказал он, слыша обиженный, горький плач. «Потерпи, доченька. Мама поела немножко, сейчас она отдохнет, и будет молочко. А рыба? — он устало взглянул на Эстер.
— Я ей пожевала, — женщина, отвернувшись от всех, морщась, накладывала мазь на кровоточащие соски. «Она выплюнула только, и все. Галету свою она съедает, но ей этого мало, Ворон, посмотри на нее».
Степан ощутил под пальцами выступающие ребра дочери, и подумал: «Господи, какая же она легкая стала. И так быстро». Он взглянул на истощенное, старушечье лицо ребенка и, отложив ее на дно лодки, сказал: «Перевяжи мне руку выше локтя — крепко, и дай кинжал».
Он привалился спиной к борту шлюпки, и, подождав немного, сцепив, зубы, сделал надрез.
Кровь, — темная, быстрая, — побежала в подставленную Эстер кружку. «Может, хоть попьет немного, — сказал Степан, и, почувствовав, как кружится голова, заставил себя подняться на ноги, чтобы сменить Фарли на веслах.
Эстер лежала в полузабытье, не обращая внимания на боль в груди. Она заставила дочь выпить всю кровь, не обращая внимания на ее недовольные крики. «Все равно, — думала она, — больше у Ворона брать нельзя, ему шлюпку вести. Надо завтра самой. Молока и так нет, а тут хоть что-то. А вина нельзя, будет еще хуже только. Может, и продержимся до земли». Женщина, было, хотела заплакать, но глаза были сухими — слезы исчезли.
Она вдруг почувствовала, как дочь прекратила сосать. «Мирьям, — она нежно коснулась губами темных волос, — Мирьям, ты что?».
— Иди сюда, — тихо сказал муж, обнимая ее сзади. Эстер села, и, приникнув к его плечу, положила девочку в его руки. Мирьям, было, заплакала, — слабо, почти неслышно, а потом Степан почувствовал, как под его пальцами замирает стук маленького сердечка. Он считал про себя, боясь взглянуть в их лица, — «вот, еще один раз, ну, пожалуйста, доченька моя, еще один раз». Девочка вытянулась, дрогнула и замерла.
Потом, — Степан не знал, когда, — он сказал, все еще не глядя на жену, ощущая лихорадочный жар ее тела: «Надо…»