Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— В Шотландии, — поправила ее сестра. «Они англичан ни в грош не ставят, даже своих, тех, кто на равнинах живет — тоже. Пойду, Генри разбужу, — она лукаво улыбнулась.
— Я подожду, — со значением ответила Полли и добавила: «Как поедим, я в руины того аббатства схожу, Энни говорила — рябину там видела. Из нее к мясу хороший соус получится, матушка же нас учила. И можжевельника наберу, как раз завтра на оленей собирались, будет, чем их приправлять».
— Ты только недолго, — озабоченно велела Мэри, поднимаясь по лестнице, —
— А пледа у меня нет, — добавила Полли и обе женщины расхохотались.
Полли взобралась на вершину холма и посмотрела в узкое урочище — развалины аббатства заросли колючими кустами. «Надо же, — пробормотала женщина, — пять десятков лет всего прошло, а тут уже так заброшено.
Она приподняла подол простого, коричневой шерсти платья, и, повесив корзинку на руку, стала спускаться по извилистой тропинке. Камни падали из-под ног, и Полли, прислушавшись, — где-то ржала лошадь, — нарочито весело сказала: «Соберу ягод и сразу отправлюсь домой!».
Внизу было сумрачно и прохладно — заходящее солнце золотило остатки серых, мощных стен, поросшие влажным мхом. Полли поставила корзинку на влажную, усеянную палыми листьями землю, и потрясла ствол дерева. Ягоды стали падать вниз, и женщина рассмеялась, присев на корточки: «И, правда, как много! А потом можжевельника нарву!»
Она услышала сзади чье-то дыхание, и, было, стала поворачиваться, как сильная рука накинула ей на голову мешок. Завизжав, Полли стала отбиваться, но мужской голос сказал что-то грубое — на незнакомом языке. Она почувствовала жжение веревки — ей скручивали руки за спиной, а потом та же рука подсадила ее в седло.
— S`amhchair! — велели ей, и Полли, ощутив, как ее встряхивают за плечи — подчинилась.
Лошадь стала взбираться на холм, и в шуме ветра она услышала смутно знакомый, низкий, презрительный голос.
— S`amhchair! — повторили ей и кто-то, наклонившись к ее уху, с резким акцентом, медленно, велел: «Молчи!».
Полли только кивнула головой. Лошади пустились рысью, и она ощутила брызги холодной воды у себя на ногах.
Маленький отряд миновал брод на Твиде и, выехав на северную дорогу, скрылся в густом, влажном, вечернем тумане.
На грубый каменный пол были брошены серые шкуры. Человек, сидевший у камина, поднялся, и, сняв со стены смолистый факел, подойдя к бойнице, вгляделся в темное пространство воды.
— Какой ветер, — пробормотал он, отбросив на спину длинные, спутанные, черные волосы, кое-где тронутые сединой. «Никто в здравом уме не выйдет на озеро, да еще и ночью. Вот и хорошо».
Он вернулся к огню, где под старым, продавленным, обитым дырявой кожей креслом, дремали два огромных волкодава.
Мужчина взял оловянную флягу, что лежала на полу, и, выпив, потрепал собак по головам.
Те довольно заурчали, и он, откинувшись в кресле, закрыв глаза, подумал: «Господи, скорей бы домой, а то здесь, на юге, вот уж воистину — все чужое».
Он приоткрыл голубой глаз и посмотрел на поднос, что стоял у выхода из комнаты.
— Ладно, — пробормотал себе под нос мужчина, — чем быстрее я с этим покончу, тем лучше.
Лестница была узкой, со стертыми от старости ступенями, пахло сыростью, в свете свечи были видны темные пятна плесени на камнях.
Он открыл ржавую железную решетку, и сухо сказал, по-английски: «Я вам поесть принес».
Женщина вскочила с груды соломы и, помотав растрепанной, темноволосой головой, — простой чепец лежал на полу, потребовала: «Немедленно отпустите меня к семье, слышите!
Как вы смеете держать меня в плену, и кто вы вообще такой!»
Он окинул взглядом простое, коричневой шерсти, измятое платье и надменно ответил:
«Кеннет Маккензи, лорд Кинтейл, к вашим услугам. Как только ваша семья заплатит выкуп, я вас верну. И даже сам, лично провожу до границы».
— Вас повесят — злобно пообещала женщина, блестя черными, огромными глазами. «Повесят, как последнего бандита».
— Я член Тайного Совета Шотландии, — лениво ответил Маккензи. «Навряд ли».
— У нас, кажется, общий король, — сладко улыбнулась женщина, — и законы тоже — общие.
Повесят, не сомневайтесь». Она присела на корточки, и, присмотревшись к миске, спросила:
«Что это?»
— Кровяная колбаса и овсянка, — хмуро сказал шотландец. «Ешьте».
— А она не крестьянка, — вдруг подумал Кинтейл. «И акцент у нее не местный».
Полли с отвращением взглянула на поднос, и, выпрямившись, откинув голову, отчеканила:
«Меня зовут Полина Говард, вдовствующая графиня Ноттингем. Немедленно отпустите меня, что вы за мужчина, что за рыцарь, если позволяете себе издеваться над женщиной!»
— Рыцари, мадам, — издевательски проговорил Кеннет, — это у вас, на юге. Вы нас называете бандитами, — так и не удивляйтесь, что вы ведем себя, как подобает разбойникам. Впрочем, — мужчина коротко поклонился, — простите, я не знал, что вы — графиня, — он указал на ее простое платье.
Полли подошла к нему, и, закинув голову, яростно, сказала: «Так, значит, вы пришли сюда, чтобы меня изнасиловать, раз думали, что я простолюдинка? Стыдитесь, лорд Кинтейл, никакая женщина, никакой человек не заслуживает такого обхождения!»
— Расскажите это своим сассенахам, — так же яростно ответил Кинтейл. «И я не собирался вас насиловать». Он наклонился и поднял лежащую на соломе шаль. «Наденьте, тут холодно».
— Какая забота! — ядовито сказала Полли. «Впрочем, да, если я заболею и умру, лорд Кинтейл, вы не получите свое золото».
Она сложила руки на груди и вздернула смуглый подбородок. «Зачем вам вообще деньги, вы же богатый человек», — Полли обвела рукой стены замка.
Кеннет посмотрел на миску и хмуро сказал: «Вы будете есть, или нет? А то я голоден».