Венец лжи
Шрифт:
Я поверила в иллюзию.
И она просто рассыпалась в пыль.
Теперь я знаю правду.
Ужасную, страшную, отвратительную правду.
Стьюи подошел ко мне и робко протянул руку.
— Можно мне забрать его назад?
Я крепко сжала в пальцах ожерелье.
— Это мое.
— Нет, не Ваше, — поморщился Стьюи. — Мне его дал мой брат.
Туфли внезапно стали жутко неудобными и неустойчивыми. Я покачнулась.
— Твой
У меня в голове раздался приглушенный голос Пенна: «Ларри — член семьи. Стьюи скоро станет его приемным сыном. Что сделает его моим братом».
Нет.
Если Пенн отдал Стьюи мое ожерелье…значит, что он не мог быть моим трагическим героем.
Не мог быть моим спасителем.
Не мог быть моим незнакомцем.
Это невозможно.
Этого не могло произойти.
Незнакомец так и не забрал мое ожерелье.
Я его об этом не просила.
В последний раз, когда я видела это украшенье, какие-то головорезы сорвали его у меня с шеи и спрятали в карман.
У меня так быстро заколотилось сердце, что я чуть не потеряла сознание.
«Пусть это будет неправдой…»
Существовало всего два варианта, кем мог быть Пенн.
Сапфировая звезда сократила этот список.
Жизнь поглумилась над моим сердцем.
Правда рассмеялась в лицо моему идиотскому доверию.
Я изо всех сил старалась говорить спокойно, чтобы не привлекать внимания, хотя единственное, чего мне сейчас хотелось, это орать.
— Зачем?
— Что зачем? — нахмурился Стьюи.
Я с трудом сглотнула, протолкнув вниз по горлу бешено колотящееся сердце.
— Зачем твой брат дал тебе это ожерелье? Мальчики обычно не играют с такими вещами.
Он шаркнул ботинком по полу.
— Я за ним присматриваю, — он сердито посмотрел не меня. — Я бы никогда не стал с этим играть.
— Стьюи, ты мне не ответил, — от нарастающей паники мой голос стал резче. — Зачем тебе это?
Он насупился. Скрестил руки на груди.
— Потому что, если бы его с этим поймали, то удвоили бы срок.
Мои ноги превратились в жидкость.
А колени — в шоколадный мусс.
— Какой срок?
Стьюи сжал губы.
— Не знаю, стоит ли мне Вам это говорить.
— Да, стоит, — я стояла, возвышаясь над ним и из последних сил стараясь не разжать кулак с ожерельем и не схватить Стьюи за горло, чтобы выдавить из него ответы. — Скажи мне, Стьюи. Скажи немедленно.
Он надул щеки так, будто делал все возможное, лишь бы не отвечать, но не мог проигнорировать просьбу старшего.
— Его тюремный срок, ясно? Его посадили за ограбление. Он попросил меня сохранить ожерелье, чтобы у полиции не было доказательств, — лицо Стьюи раскраснелось от страха. — Ладно, я знаю, что мне
Он поднял руку.
— Отдайте его мне.
Мое тело среагировало быстрее, чем разум.
Словно в тумане, я протянула руку. Мои пальцы разжались, и сапфировая звезда упала ему в его ладонь.
Я оцепенела.
Умерла.
Два варианта.
Двое мужчин, чье существование я проклинала.
Двое мужчин, что пытались меня изнасиловать.
Одному из них это удалось.
Но это не было изнасилованием.
Это было по обоюдному согласию.
Это было желанно.
Он украл не только мое ожерелье, но и мою невинность и нравственность.
Как мне теперь жить дальше?
Как вообще смириться с тем, что он сделал?
Кто он?
Который из них?
Стьюи вцепился в улики гнусного преступления Пенна. Он не стал дожидаться дальнейших расспросов. И даже не поблагодарил меня за то, что я вернула ему вещь, по праву принадлежащую мне.
Сорвавшись с места, он исчез в серебристой толпе, оставив меня уничтоженной и потрясенной.
Правда оказалась очень изменчивой штукой. Я верила, что она мне необходима. Я умоляла, ругалась и требовала, чтобы мне ее рассказали. И теперь, когда я ее узнала…мне больше всего хотелось стереть то, чем она обернулась и найти другой вариант развития событий.
Я пребывала в такой эйфории, полагая, что Пенн — тот самый незнакомец, а теперь столкнулась со своим наихудшим кошмаром.
Пенн не был незнакомцем — парнем, который меня защитил, а потом поцеловал в парке.
Он был одним из грабителей, пытавшихся меня изнасиловать.
Мое имя они узнали из моего удостоверения личности.
Один из них меня нашел.
«Меня сейчас вырвет».
Глава тридцать пятая
Я побежала.
А как иначе?
Я не знала, что было хуже.
То, что он с такой легкостью лгал. Или то, что, несмотря на все его неблаговидные поступки, я верила, что в глубине души он хороший человек.
Как я могла так сильно ошибиться.
Пенн был вором, насильником, мошенником.
И он с успехом проделывал надо мной все свои манипуляции, которые только желал.
Он лгал с того момента, как вынудил меня сказать ему «да» в «Палмс Политикс». Те крохи правды, что, как мне казалось, мелькали в нем в моменты нежности, были полны проржавевшей, фальшивой искренностью.