Венецианский аспид

Мур Кристофер

Тубал направил нас к пристани перед своим домом, где ждала широкая бимсом лодка с гребцами на носу и корме. Он был все в том же темном кафтане, но желтую скуфейку свою снял, и на голове его могуче бушевали черные и седые курчавые волосы; прерывала это взрывное буйство лишь сияющая белая проплешинка в середине, точно во тьме глубокой шахты пряталась черепашка-альбинос.

– Эта лодка вас доставит к причалу у дома Антонио, который выходит на Лидо, поэтому в городские каналы заходить вам не придется. Ты, Ланселот, – Шайлок говорит, ты видел людей Антонио. Пускай лодочники пристают, только когда ты их узнаешь и убедишься, что они готовы

принять золото. Соскочишь на пристань и удостоверишься, что путь свободен до самой лестницы к Антонио и что сам он дома. Лишь после этого Хам и Яфет выйдут из лодки и внесут сундук в квартиру Антонио. Передашь золото лично Антонио и предложишь задержаться, пока не пересчитает. Затем убедись, что он пометил расписку в получении, и только потом возвращайся. Расписка должна быть подписана, иначе закон не признает сделки.

Тубал вручил Хаму свернутый пергамент, а тот засунул его себе в кафтан.

– Езжайте, езжайте уже, – сказал Тубал. – Вас ждут.

Хам и Яфет с трудом определили тяжелый сундук в лодку, и та немедленно просела под весом золота и двух громадных евреищ.

Перевозчик погреб нас к востоку, вдоль наружного берега, вокруг острова Сан-Джорджо-Маджори (точки над «i» длинного острова Ла Джудекка) и на другую сторону, к устью Большого канала, где даже в сумерках лодки копошились стаей бестолковых уток, дерущихся за корки хлеба, что им бросают. Вода лагуны стала серебристой от заходящего солнца, и вглубь уже было не заглянуть, но какая-то мелкая рыбка выскочила на воздух ярдах в пятидесяти у нас справа по борту, и я успел заметить волну от чего-то очень крупного, что гналось за нею под водой, параллельным с нами курсом, к Арсеналу.

– Тунец, – сказал Хам, перехватив мой взгляд и, вероятно, заподозрив в нем тревогу. – Они заходят иногда в лагуну по вечерам. А может, и дельфин. – Он улыбнулся и хлопнул меня по плечу – утешил. Я ответил ему улыбкой.

Я не считал это ни тунцом, ни дельфином.

– Расслабься, Ланселот, – сказал Яфет. – Угроза нашему заданию не с моря придет, а от таких акул, что ходят по суше, и мы к ним готовы. – Он отвел в сторону полу своего кафтана, и я увидел тяжелую дубовую дубинку, прицепленную к его поясу. Посмотрел на брата его – тот ухмыльнулся, засветив подобный же инструмент.

Я пожал плечами.

– А, скажем, что скажете, просто смеху ради – не дадим-ка мы Антонио золота, а вы вдвоем его удивите, отоварите дубинками в кровавую кашу, может, и кого из приспешников заодно. А потом мы золото отвезем назад к Тубалу, выпьем и хорошенько просмеемся, а?

Ну в самом деле, что проку от парочки огромных евреищ с дубинками, если ими не перемолоть своих врагов в кровавый фарш? Признаю, это будет не то медленное ироничное воздаяние, на которое надеялся Шайлок, но я подумал, что от разочарования своего он отойдет быстро – и лучше справится с гораздо более неприятным сюрпризом, который его поджидает.

– Это будет неправильно, – ответил Яфет.

– Неправильновато, – поправил его я, изображая рукою, как перевешивает одна чаша весов. – Не в камне ж оно высечено, а?

– Вообще-то… – начал Хам.

– Ой, ладно – с вами как в ковчеге плавать, набитом ебаными стряпчими. Хорошо, хорошо, доставим это клятое золото и оставим Антонио неотоваренным.

Перед домом Антонио нас поджидали четверо. Лодочники ткнулись в причал носом, чтобы я соскочил, и тут же оттолкнулись, как и было велено. Я уже приноровился скакать на котурнах, и лишь тот, кто ко мне бы присматривался, мог бы заметить легчайшую ненатуральность моей походки – я все-таки ходил не так проворно, как мог бы на своих нежных ногах. Четверке я кивнул: троих я узнал по Риальто, Грациано был из них самым высоким. Симпатичный – Бассанио, тот, кому предназначалось золото. А двое других – парняги поприземистей, покруглей, запросто могли б оказаться одним человеком, если не братьями-близнецами, и хотя днем одного я уже видел – нипочем бы не сказал, какого именно.

– Лоренцо? – осведомился я у близстоявшего.

– Саларино, – ответил тот.

– Тогда вы Лоренцо? – спросил я у другого.

– Саланио, – ответил другой.

Я перевел взгляд с одного на другого.

– Смеетесь, да?

– Я же сказал тебе, жид, – промолвил Грациано. – С Лоренцо мы встретимся попозже.

– А, ну да, – сказал я. – Я должен проверить, нет ли на лестнице других мерзавцев, а потом вернусь и подам сигнал.

– Верхний этаж. – Грациано ухмыльнулся и показал на подъезд ближайшего здания.

Я ускакал.

– Эй, а кого он имел в виду под другими мерзавцами? – спросил Саланио, хотя, может, и тот, другой, когда я уже входил в дом.

Три этажа я проскочил на счет раз-два, но деревянные котурны так грохотали, что я переместился к краю ступеней и стал посильнее налегать на перила, когда мне остался последний пролет. А потом я услышал голос.

– Не беспокойтесь, Антонио, если ваше поручительство некому станет предъявлять, вы будете от него свободны вне зависимости от ваших активов на судах.

Яго. Тело мое отозвалось дрожью, несмотря на всю мою крепость духа. При виде Антонию я так не реагировал – но он и не казался никогда слишком уж опасен.

– Мы, значит, просто что – прикончим жида? – Антонио, судя по голосу, был шокирован. – Это же все поймут.

– Мы начинаем войну, Антонио. Ее нельзя вести на голом цинизме и выгоде. В какой-то миг неизбежно прольется кровь. И будут убийства.

– Я знаю, я просто думал, что все это будет очень далеко – неприятно, однако вдали, как отголоски слухов.

– Я позабочусь, чтобы ваши руки остались чисты, Антонио.

– Золото прибыло, – произнес хозяин.

Должно быть, он выглянул в окно и увидел нашу лодку.

– Родриго был в Бельмонте, – сказал Яго. – Нерисса говорит, что правильный ларец никак не опознать. За всем наблюдают несколько стряпчих Брабанцио и один сенатор. Соискатели прибывают из многих портов. Князья и герцоги.

– Мы отыщем способ. Госпожа Порция жаждет выйти за Бассанио. А она – дочь своего отца, я не сомневаюсь в ее хитроумии.

– Значит, все дело на вас. Мы с Родриго отправляемся на Корсику после Карнавала на Михайлов день – свергать мавра и Кассио. Когда мы встретимся в следующий раз, я буду генерал, а у вас будет свой сенатор.

Я прислушался к шагам, и паника застыла у меня в гортани, как крик. Почему Яго вселяет такой страх? В жизни у меня все время кишели какие-то негодяи, Яго ничем не черней прочих. Однако же всем корпусом своим я содрогался – то не только нервы разыгрались.

– А вот интересно, Антонио, почему вы сами не женитесь на прекрасной Порции и станете сенатором, а не просто завладеете им?