Венгры
Шрифт:
— Жарко, warm, — вздохнул Гуркевич, показывая на затянутые бумагой оконные проемы. — Verdunkelung… [10]
Оба здорово вспотели. В комнате было нечем дышать.
— Spazieren, — объявил мадьяр, внезапно поднявшись и жестом приглашая Гуркевича к дверям.
Тот печально посмотрел на Зосю.
— Гулять ему захотелось. А я тут двадцать километров отмахал… Polizeistunde! — попытался он протестовать.
Венгр покачнулся и по-дружески взял Гуркевича под руку.
10
Светомаскировка…
— Keine Polizeistunde f"ur mich! —
— Вижу, — ответил Гуркевич. — Похоже, он надрался, Зося. Ты его предупреди, что сегодня я тут сплю…
— Пупсик! — возмутилась Зося.
— Spazieren! — настаивал венгр. — Sch"one Nacht… [11]
Гуркевич, смирившись с судьбой, позволил себя увести.
Оба, пошатываясь, вышли через кухню во тьму августовской ночи. Поручик придерживал Гуркевича за талию. За калиткой он замурлыкал песню.
11
Гулять… Комендантский час… Для меня нет комендантского часа… Гулять вдвоем… Гулять! Чудесная ночь (нем.).
— Stern von Rio… — подхватил было Гуркевич, но сразу же замолк.
Где-то вдали раздался выстрел. Оба нетвердым шагом двинулись по улице к лесу.
— Polizeistunde, — проговорил опасливо Гуркевич. — Deutsche…
— Keine Deutsche… Magyar! — гордо ответил венгр.
Светлое пятно забора с левой стороны исчезло; поручик потянул Гуркевича к соснам. Тот осторожно пытался высвободиться, но венгр держал его крепко.
— О Боже, — простонал Гуркевич, задевая локтем деревом. — Куда? Was… Wohin?
— Moment, — шепнул, не ослабляя хватки, венгр.
Он был на голову выше и гораздо сильнее. Гуркевич боком ощущал неприятное соседство кобуры. Рука мадьяра давила подобно стальному обручу. Они ударялись о стволы, спотыкались о корни, проваливались в ямы от выкорчеванных деревьев. Сердце Гуркевича бешено колотилось, на лбу выступил пот.
— Вот ведь вляпался, — бормотал он про себя. — Загасить меня собрался, каналья. Из-за этой поганой шлюхи! Какого черта я дал себя вывести из дому? Кто узнает об этом, кто вспомнит?..
— Bitte? — спросил поручик.
Гуркевич резко схватился свободной рукой за молодую сосенку.
— Хватит! — крикнул он. — Дальше не пойду! Тут убивай! Hier!
Венгр покачнулся, приостановился и, приблизив к нему лицо, улыбнулся.
— Bitte, — сказал он любезно, выпустив руку Гуркевича.
Тот сглотнул и напряг в ожидании мышцы.
— Zosia hat mir erz"ahlt… Sie kommen Warschau. Aufstand, — шепнул мадьяр. — Offizier, nicht wahr?
— Вот ведь шлюха! — крикнул Гуркевич в отчаянии. — Да! Ich polnische Patriot. Kommandant!
Венгр с улыбкой кивнул.
— Hitler kaputt. Wir wollen polnische Patrioten helfen!
Гуркевич выкатил глаза.
— Helfen? — переспросил он с недоверием. — Warschau? Пистоли, геверы, пушки… Kanonen? [12]
Венгр живо закивал. Произнес: «Moment», — и потянул Гуркевича за собой.
Через несколько шагов деревья кончились. Оба полезли через какую-то колючую проволоку. Гуркевич зацепился полой пиджака, рванулся, не устоял на ногах и стукнулся лбом о твердый холодный металл.
12
Зося мне рассказала… Вы приходите Варшава. Восстание… Офицер, да?.. Я польский патриот. Командир!.. Гитлеру крышка. Мы хотим помогать польским патриотам!.. Помогать? Варшава?.. Пушки? (нем.).
— Черт! — ойкнул он. — А это что такое?
— Kanonen, — объяснил поручик.
Гуркевич осмотрелся. В полумраке грозно вырисовывался силуэт артиллерийского ствола.
Вдоль служевецкого ипподрома два гладких гнедых жеребца резво катили желтоватую бричку, а в ней — трех венгерских солдат. Рядом с ездовым устроился Гуркевич, в чуть широковатом кителе, с костяной ефрейторской звездочкой на вороте; на задней лавочке гордо и осанисто восседал поручик Иштван Койя. Глухо стучали копыта по гранитной брусчатке; в изумлении таращились на бричку устроившиеся у ограды немецкие солдаты. Было жарко и безветренно; над городом поднимался к небу темный дым. Издали доносился приглушенный гром и скрежет, словно кто-то передвигал по полу шкаф. Возле ворот ипподрома вертелись жандармы; на обочине разместился пулеметный расчет.
Гуркевич обмер. Командир расчета, унтер, поднял руку.
— Halt!
Ездовой придержал коней. Гуркевич вытащил платок и начал старательно вытирать нос. Жандарм затараторил по-немецки, указывая в сторону Варшавы. Поручик небрежно обрисовал рукой дугу, объясняя свой маршрут. Жандарм загавкал вновь; поручик пренебрежительно отмахнулся. Жандарм пожал плечами, словно бы сбрасывая с себя ответственность за все, чему суждено случиться. Бричка быстро покатила вперед, съехала с одного бугорка, поднялась на другой. Гуркевич улыбнулся поручику. Тот сурово молчал.
Дома у железнодорожной станции стояли пустые, но без видимых повреждений. Колеса загремели по булыжнику Пулавской. Мертвые окна сверкали сохранившимися стеклами. Все безжизненно застыло в свете солнца. Внезапно сзади заурчал мотор. Из поперечной улицы выскочил серый «опель», повернул направо, догнал бричку и, взвизгнув шинами, притормозил. Гуркевич съежился за спиной у ездового. Из машины выглянул юный эсэсовский офицерик. За ним бесстрастно восседал седоватый полковник. Офицерик удивленно оглядел пассажиров брички, после чего небрежно козырнул.
— Вы кто такие? — спросил он по-немецки.
— Лейтенант Койя из королевской венгерской армии, — сухо ответил поручик.
— Вот это да! — ухмыльнулся немец. — Прямо как в императорско-королевские времена [13] . Где тут комендатура?
Койя взглянул на него с удивлением. Гуркевич, снова вытиравший лоб платком, внезапно распрямился.
— Kommendantur? — воскликнул он с готовностью. — Jawohl! Hier… Diese Schule links! [14]
13
То есть во времена Австро-Венгерской монархии, до 1918 г.
14
Комендатура?.. Так точно! Здесь… Вот эта школа слева! (нем.).