Венок Альянса
Шрифт:
Бывший террорист покосился на неё с усмешкой.
– Даже не знаю, говорить ли тебе, что отношение Гелена к тебе - чисто отеческое? Уж не знаю, откуда такое отношение у мужика, у которого никогда не было детей, который и с женщиной-то близок не был… Да, зря я это сказал. Прав Гелен, я многовато языком треплю. Хотя мне и думалось одно время, что ты-то за два месяца могла его неплохо узнать… Но кажется, он такой человек, что говорит о чём угодно и о ком угодно, но о своей жизни - меньше всего. О Мэтью Гидеоне я за это время узнал как-то куда больше…
– Вообще-то, и моё отношение к нему… не такое, как ты тут себе придумал. А о таком отношении если уж говорить… я думала, конечно, но это слишком сложный пока что вопрос.
Андрес помолчал, рассеянно откорябывая ногтями пятна краски с тыльной стороны
– Мы с тобой на самом деле очень похожи. Даже слишком, наверное. Нам обоим, как ты выразилась… тесно в рамках нормальной жизни. Мы оба незаконнорожденные дети.
– Только ты уже научился с этим жить, а я пока, извини, никак. Скажешь, просто у меня насчёт моего отца ещё могут быть какие-то иллюзии, в отличие от тебя…
– Мой отец - Хуан-Антонио Колменарес, и иного не было и не будет. Если загробная жизнь вообще существует, то он теперь явно в лучшем месте, в отличие от моего биологического отца. Я не знаю, что сказать тебе утешительного. Разве что - ты мне совершенно точно не сестра. Ну, может быть, твой отец был не очень хорошим учеником, можно же надеяться на это… А если нет - просто сумей преодолеть эту мысль. Я ведь сумел.
Постоянная ментальная концентрация давала о себе знать, и у телепата понемногу слабели ноги. Впившись пальцами в прутья борта, Андо сосредоточенно уничтожал оружие на ближайшем к ним крейсере, развернув канлодку противника прямо на него. Залп из всех орудий одновременно на какое-то время оглушил его, и в этот миг, когда корабль противника изнутри начали прошивать стремительные волны огня, реальность подёрнулась рябью, смазалась, словно размываемая водой акварель, и сквозь её полупрозрачную пелену проступило другое - чёрная сосущая пустота. Ещё с той поры, как они услышали, что Колодец Вечности крадёт время, он чувствовал это - как реальность, эта зыбкая драпировка, готова в любой момент разойтись по швам, явив то, что скрывается за нею - чёрное, беззвучное, безнадёжное ничто. Звуки исчезли, исчезла качка корабля, исчезли крики бреймеров, плавящееся на металле обшивки солнце, боль в плече от отдачи оружия. Все исчезло, опадая, как капли, в эту бездонную тьму. «Дэвид, Дэвид, Дэвид»… И это его грудную клетку сейчас ломали раскалённые обручи боли и отчаянья - что чувствует один, чувствует и другой. Эхо голосов - тихих, прорывающихся сквозь скованные мукой губы, стекало, как капли растворяемой реальности. Время утекало сквозь пальцы, и последняя капля только что упала… Боль пронзила все существо Андо, дрожащие колени все-таки подогнулись, и он упал на них, все еще мертвой хваткой вцепившись в борт.
– Отец… нет..
Время словно замерло, времени не существовало, и ничего не существовало, ни этого беснующегося хаоса воды, огня и металла, ни бессчётных километров холодного вакуума между двумя планетами. Только пульс Дэвида, стучащий в мозгу, боль Дэвида, струящаяся в теле, как огонь в нутре взрывающегося корабля, и он, не в силах распрямиться, пораженный, поверженный осознанием того, во что не хотел, не мог верить. Эхо боли - зеркальный коридор - разворачивалось внутри, и это немыслимо было осознать, и это невозможно было не признать. Кровь отхлынула от лица, онемевшие губы задрожали, а из глаз покатились слезы. Этого не могло произойти, не сейчас, еще немного, и он бы вернулся, он бы успел, он бы что-то сделал. Что-то… оружие, не способное созидать, оружие, не имеющее права желать большего. Дефектное, не способное на то, чего желает больше всего. Ни единого шага для того, что единственное стоило любой цены. «Просто живи, живи ради всех, кому ты дорог. Просто будь, будь солнцем, будь путеводной звездой». Да, что он мог? Он мог отправиться за этим шаттлом - ради него, не по его слову, по своему порыву, чтоб быть полезным там, в том, в чём возможно. Он мог выполнять долг - в каждом новом его виде, помощи ли терпящим бедствие, поиске ли пропавших. И он мог прорываться через весь строй препятствий здесь - к цели, которая лежит за бескрайним морем, к цели, которая лежит за бескрайним вакуумом. Это было правильным, это было нужным… и он это мог. Там, в том, что затмевало всё, само бытие - он не мог ничего. Андо сглотнул слезы вместе с горьким комом в горле, понимая, осознавая, что всё… кончено. Джон Шеридан ушёл. И поднятая
«Если я не могу смотреть тебе в спину, если не имею права кричать тебе вслед «не уходи!», если не дотянуться, не увидеть, зачем мне всё это? Зачем мне этот дар? Зачем мне эта жизнь? Зачем мне эта память? Память о тебе, о том тебе, которого я знал, которого знала Лита, которого знали все…»
– Андо!
Андо моргнул, тяжёлая капля слетела с ресниц, и разом вернулись все звуки, оглушительной какофонией ударив по слуху телепата. Ветер бросил в лицо мокрые рыжие пряди, острые солёные брызги - это перед глазами взорвался тот самый корабль, который несколько секунд назад разрушила его сила. Это Алан с перекошенным лицом тормошил его, это что-то кричали бреммейры. Смерть. Смерть пульсировала в каждом толчке сердца - не только его, она носилась от сознания к сознанию, она окружала, как стягивающиеся к ним вражеские корабли. Они поняли, конечно, где главная их угроза. И их было много. Слишком много, чтобы выжить… Слишком много, чтобы иметь право жить. Он понимал, сам поражаясь у себя этой способности, что он всё ещё может что-то мыслить, что он не исчез в тот же миг, когда увидел последнюю эту песчинку времени, укатившуюся в непроглядный мрак, из которого нет возврата, что он всё ещё дышит, всё ещё стоит, и всё ещё воюет. Это его долг, это его дань, это то, что в его силах. Боль скручивала всё внутри, когда Андо поднял руки, между дрожащими пальцами вибрировала опасная сила, очень много, больше, чем, возможно, нужно.
– Держитесь!
– прокричал Андо, даже не обернувшись в сторону стоявшего позади него Алана.
Воздух наэлектризовало, и лёгкий катер качнуло в сторону. Сначала небольшая волна ударила о борта чужих кораблей, потом ещё, ещё и ещё, толщи вод пришли в движение, повели хоровод, подхватили, играючи, все три линкора врага. На какую-то секунду снова смолкли звуки, поражённая толпа бреймеров позади Андо ахнула, когда на огромной волне их корабль стал подниматься вверх, вращаясь по спирали и закручивая корабли противника, втягивая их в разгоняющийся водяной смерч.
– Наисветлейший, что это?
– Назад! На полной скорости назад!
Тёмный столб воды, при совершенно ясном небе, поднимался всё выше, и в нём не различить уже было хищных очертаний вражеских линкоров, бессильных игрушек в руках управляемой стихии. Минута, две, три? И смерч обрушился, рассыпался, раскидав по океанской глади безжизненные останки кораблей.
Кулак Винтари снова врезался в стену, на сей раз оставив в ней менее значительную вмятину, зато оставив кровавый отпечаток.
– Почему? За что? Почему – именно так, именно сейчас? Почему не… Мы почти закончили, мы почти скоро улетали и так! Почему он не подождал… почему эта связь… Почему, если б я смог… Я не отпустил бы его, я не дал бы, не позволил… Я горло бы выгрыз тому ангелу смерти, что пришёл бы за ним… Господи, что! Что я сделал тебе?!
Дэвид, не в первый раз наблюдающий буйство центаврианской натуры, но в первый раз так, мёртвой хваткой вцепившись в его плечи, почти висел на нём.
– Диус, прошу…
– Он не должен был умирать! Вообще не должен! Кто угодно! Я! Во всех мирах, во всех легендах есть способ отдать свою жизнь за другого… Я бы нашёл…
Дэвиду удалось повиснуть на его руках и своим весом прижать его к покалеченной стенке. В дверь, с опаской во взгляде, сунулись Брюс и Шин Афал.
– Диус, мне больно, как тебе… Мы с тобой весь последний год жили с одной болью… Которой он меньше всего хотел для нас. Он потому и отослал нас сюда, он потому и улетел сам… Чтобы не умирать на глазах тех, кто так его любит.
– Как будто это что-то меняет! – Винтари сполз по стене, увлекая за собой Дэвида, - как будто здесь, или где угодно, на краю вселенной, у чёрта в аду – было б легче это узнать, было возможно не… Дэвид, я наивно верил… Верил, что успею… Что не мог он послать нас сюда, зная, что нам больше не увидеть его… Словно… глаза мои покрыты тьмой, словно их выклевали хищные чёрные птицы, оба моих сердца стали добычей… неистовых тварей преисподней…
Не всё в этих причитаниях и проклятьях на центарине Дэвид понимал. Он просто обнимал названного брата, роняя на разбитые костяшки рук горячие слёзы.