Венок Альянса
Шрифт:
– Ну вот, видишь, уже непросто. Вообще, что тебя не устраивает, не пойму? Здесь примитивизм вполне уместен. Здесь до недавнего времени было, по среднему уровню, начало технологической эры. По-твоему, им той же контрабандой завезли и склонность, а главное - способность к каким-то сложным построениям?
– Ну в целом, наверное, нет. Если б Бул-Була не был настолько тупым, наверное, нам не удавалось бы столько времени успешно сражаться с его столь же тупой армией. Тут как раз беспримесный пример диктатуры, держащейся на грубой силе. И среди ближайших подручных, логично, он интеллектуалов не держит - зачем ему рядом кто-то, кто при случае может его подсидеть? Все располагающие мозгом у него под надёжной охраной и применяют этот мозг строго по установленному им назначению… И поскольку изобретение новых пакостей в эту сферу входит, а военная стратегия уже нет, нам в целом везёт. Но вот здесь… объект не первостепенного, конечно, значения, рядовой
– А полагаешь, заманивают нас в ловушку? Я б в сам так подумал, если б не весь предыдущий опыт. Но как мне кажется - сделать это было куда проще ещё на подступах к деревне. Или даже ещё раньше, не дать нам возможности получить ещё больше оружия. Причины, почему этот объект, равно как и многие другие, не был захвачен раньше, ровно две - силовое преимущество меньшинства над большинством, всё-таки до недавнего времени это у них оружия было больше, чем у собаки блох, и живой щит, из-за которого мы в полной мере и не будем свободны в действиях. Когда у одних лорканские пушки, гроумские корабли и хуррские средства связи, а у других сабли, лошади и почтовые голуби, на скорую победу добра над злом рассчитывать не приходится.
Тут возразить было нечего. Какое-то время Виргиния ломала голову, удивляясь, почему, при такой разнице в уровнях даже с ближайшими соседями, Брима не была попросту оккупирована. Гелен объяснил - не претендуя на абсолютную правдоподобность, но было, пожалуй, убедительно.
– Хотеть-то можно много чего - что те же хурры, что гроумы не отказались бы ни от расширения своих секторов, ни от двух-трёх миллиардов рабов, это понятно. Но чтобы кого-то завоевать - мало результативно с этим кем-то подраться. Затраты на военную кампанию должны окупиться. Прибавь к тому затраты на утверждение и поддержание своей власти, создание управленческого аппарата на местах - на всё это придётся раскошелиться нехило, послушай жалобы Бул-Булы, а он это делает по крайней мере у себя дома. А хурры и гроумы, при всей своей деловитости и воинственности, и у себя-то дома порядок навести не могут. Так что в целом - начерта, начерта лететь на далёкую Бриму с кораблями и оружием, которые пригодятся и дома, тратиться на удержание местного населения в повиновении, организацию добычи и вывоза ценных ресурсов, если за них это прекрасно делает Бул-Була? Затраты на эту торговлю едва ли больше, выгода та же, усилий меньше. Можно сказать, они и так владеют планетой, просто при посредничестве местного князька, который делает за них всю чёрную работу.
К этому времени Виргиния сравнительно неплохо начала разбираться не только в ситуации в общем, но и в деталях, которые прежде показались бы ей малозначительными или вовсе остались бы незамеченными. Она начала немного понимать бреммейрский язык. По крайней мере, своих товарищей, которые старались говорить достаточно чётко, внятно и медленно, чтобы она успевала разбирать. Подслушать разговор солдат Бул-Булы было б для неё всё так же задачей непосильной, но это, к счастью, лично от неё и не требовалось. По-прежнему в общении очень выручали телепатия, лорканский - через Аминтанира и неоценимое посредничество Тай Нару. Гелен продолжал работу над ретрансляторами, но в его распоряжении было недостаточно подходящих материалов, ретрансляторы получались весьма несовершенными - с очень ограниченной памятью и невеликой точностью перевода, язык бреммейров очень сложный и отличается по структуре от языков большинства рас Альянса. Впрочем, как говорила об этом Виргиния, переводить поэзию символистов прямо сейчас ей не к спеху, а для координации действий и этого хватает, главное - чтоб рядом всегда был кто-то из переводчиков или носителей ретрансляторов. Гораздо более важным для неё было, что теперь между отрядами бесперебойно работала связь. Хотя бы тут у противника уже не было неоспоримого преимущества.
Если и у них, и у отрядов Андреса и Аминтанира всё получится, под контролем повстанческий армии окажется почти треть континента. В общем-то, погоня за процентами Виргинию интересовала меньше всего, она не отвлекалась сама и не разрешала другим, на второстепенные цели, чётко обозначив направление к центру - любому чудовищу надо рубить голову, но делала разницу между объектами, с которых остатки доблестной армии Бул-Булы можно не спеша выдавить уже после захвата столицы, и объектами, где, окопавшись, недобитые генералы могут попытаться, не замахиваясь на общемировую власть, стать хотя бы местечковыми продолжателями традиций вождя и вредить долго, нудно и пакостно. Предстоящий объект на такой потенциальный змеюшник не тянул, но имел другую ценность - это был один из городов-заводов, население которого, фактически превращённое в заключённых, почти поголовно было занято в производстве оружия и, что ещё более важно, сверхпрочной брони для машин и лат узурпаторской армии. Лишить их такого важного подспорья представлялось целесообразным. И хотя город-завод отнюдь не относился к числу
Среди окрестных мёртвых деревень, эта могла считаться даже не мёртвой… мёртвой не до конца. Здесь всё же осталось несколько жителей - старики настолько древние, что угонять их вместе со всеми в город для работы на заводе не было никакого смысла. Такие брошенные помирать были и в других деревнях, но меньше - режим, установленный Бул-Булой, не очень позволял доживать до преклонных лет, того, что оставалось после изъятия «излишков продовольствия» для прокорма солдат, едва хватало, чтоб сводить концы с концами, дети и старики мёрли первыми. Естественно, старики отказывались от своей доли в пользу детей, и встретить бреммейра старше пятой линьки можно было всё реже - хоть в деревне, хоть в городе. Бул-Була, конечно, умудрялся хвастаться даже этим - в построенном им обществе нет ни больных (при таком питании и медицине, долго не проболеешь), ни «дармоедов». Что да то да, работать начинали всё раньше, и кому это важно, что существо, не линявшее ещё ни разу - это фактически ребёнок, это называется «трудовым воспитанием и адаптацией к взрослой жизни». Для кого Бул-Була старался с этой пропагандой, было, конечно, непонятно, та меньшая часть населения, что была не голодными рабами, а их надсмотрщиками, в ней не нуждалась тоже, видимо, это было от чистой любви к искусству.
Старикам этой деревни повезло чуть больше, чем другим - в деревне осталось сколько-то запасов ещё с лета, в основном вяленая рыба, сушёные ягоды и грибы, орехи - то, что пока не было обложено такими же пошлинами, как мясо, зерно и овощи. Сколько на такие ресурсы получится протянуть - никто не размышлял. Старики удивительно смиренно, безразлично относились к этому вопросу, что приводило Виргинию в недоумение, переходящее в досаду. Покорность судьбе было понятием, для неё непостижимым - чтобы не сказать, ненавистным. Это что-то из детства, из другой, невероятной сейчас жизни, споров с сестрой…
Не вспомнить, что смотрели, и читали, в очередной раз, не вспомнить детали - кого бросили в тюрьму по несправедливому обвинению, у кого отняли последнее, к чему кого принудили…
– Почему они не протестуют?
– возмущалась Виргиния, - как они могут позволять обращаться с собой вот так?
– А вот так можно взять и не позволить!
– фыркала Милли, - сидя, глядя отсюда, многое легко… Что они сделать-то могут?
– Трусом и скотом безвольным всегда можно не быть!
– Ой-ой! Ты в их шкуре не была!
Ну, теперь вот можно сказать, что отчасти и была. Сидела в тюрьме Бул-Булы, самой такой настоящей, хрестоматийной тюрьме, с сырыми каменными стенами, гнилой соломой и крысами. Недолго, быть может, сидела, что там было тех побоев за пару попыток допроса - больше смешно было, как коротышки-бреммейры пытаются бить рослую землянку. Понятно, что это они не перешли к методам подейственнее. Это она не успела проголодаться настолько, чтобы обратить вообще внимание на жидкую, дурно пахнущую похлёбку, рецепту которой лучше оставаться в тайне, не успела простыть от сырости и гнили, которая была там повсюду… Недели, конечно, было мало, чтобы сломить их дух. Ну так они не дали им дальнейших возможностей. Сами не дали.
Но в какой-то мере, конечно, им было проще… Как ни странно это звучит. Когда ты сидишь в камере, где не можешь как следует вытянуть ноги и только радуешься, что света мало и не видно роскошной гнили и плесени по углам и загустевшей крови и нечистот, достаточно ясно, где ты и где твой враг. Всё достаточно ясно. Как узкое окошечко в добротной толстой решётке, отделяющее тебя от свободы. А эти бедные крестьяне, даже если изгнаны из своих домов, расселены почти что в такие же камеры, разве что посуше, с кроватями или хотя бы матрасами, с окошками, пропускающими достаточно света - хотя всё равно в решётке - у них ещё есть эта иллюзия. Если не свободы, то того, что им есть, что терять. Завтра, до которого можно дожить или не дожить. Продовольственный паёк на ближайшие дни. Жизнь, жизни родителей, братьев, детей. Виргинии всё равно непонятно было, как может это останавливать в борьбе за свободу, за жизнь не как таковую, а жизнь, за которую стоило бы держаться. Что такое беспокойство за детей, ей, незамужней и бездетной, конечно, не представить, но матерью, Милли, Джо она, не сомневалась, без колебаний рискнула бы ради лучшей доли для них же - либо для других таких же семей. Не попрекать же её тем, что ни мамы, ни Милли и Джо нет с нею здесь, и рискует она исключительно собственной жизнью, ну ещё, может быть, Аминтанира, поддерживающего её, впрочем, без всякого с её стороны принуждения?