Венок усадьбам

Греч Алексей Николаевич

О Никольском, или Черенчицах, усадьбе Львовых, надо судить не по одним остаткам архитектуры. В 1811 году побывал здесь известный, тогда еще совсем молодой русский пейзажист М.Н. Воробьев, запечатлевший виды усадьбы на рисунках, находящихся ныне в Третьяковской галерее. Пусть выдержаны эти ландшафты в условном классическим вкусе, пусть похожи ели и сосны на южные кипарисы и пинии — они тем не менее документы частично утраченных сооружений, документы тем более ценные, что ведь именно так выглядела классическая архитектура в глазах на античный лад настроенных строителей русских усадеб.

Перед въездом в Никольское был водоем, арка из дикого камня, пропускающая струю воды в полукруглый резервуар. Это — одно из увлечений Италией, испытанное владельцем и строителем Никольского Н.А. Львовым. Справа от дороги прудок, теперь частично заболоченный. В нем отражается, перебиваясь листами кувшинки и ряски, — ротондальный храм под куполом на световом барабане, обведенный кругом тосканскими колоннами прекрасных пропорций. Мягкие и

тающие рассветные тени рисуют объемы, первые лучи нежаркого и уже немощного осеннего солнца ложатся на колонны розовыми бликами. Загорелся крест и золотой шар над куполом — если бы не они, чудесным перефразом античности, например, знаменитого круглого храма в Тиволи, можно было бы счесть это легкое и грациозное сооружение. Колонны маскируют толстые стены — в них внутри украшенные коринфскими колоннами ниши притвора и алтаря. Полуциркульные окна светового барабана льют рассеянный, несильный свет в круглый храм, сохранивший нетронутым нарядный классический иконостас и пышную бронзовую люстру, свисающую в центре. Плотно притесанные камни цоколя скрывают нижний храм, собственно усыпальницу. Здесь — низкий иконостас со съеденными сыростью иконами, возможно, кисти Боровиковского, а в полу — простые плиты с надписями. Под ними лежат и Н.А. Львов и жена его М.А. Дьякова, дважды запечатленная Левицким — в раннем возрасте, вскоре после тайного замужества, еще в жеманно-рокайльном вкусе, в тающих розовых и оливковых цветах, а на другом портрете представленная уже женщиной в расцвете, в теплых лиловатых тонах, женщиной в обаянии трепещущей и полной жизни плоти. На портретах Левицкого в Москве образы живых людей — в склепе Никольской церкви холодные и унылые мраморные доски. Так разными путями устремляется в вечность память о людях...

Парк Никольского с его живописными насаждениями английского типа не сохранил никаких “затей"; а было их здесь много, если судить по двум гуашам начала столетия, еще сохранившимся в семье, да по словам народного предания, рассматривающего Львова как барина-мучителя, как барина-крепостника... Быть может, и права народная молва в устах тех, чьи предки сами испытали на себе строительную “горячку” Н.А. Львова.

А строил он действительно очень много. Помимо уже упомянутых храмов — почтамт в Петербурге, дворец для Павла I в Московском Кремле, Приорат, убежище мальтийских рыцарей в Гатчине, и ряд роскошных усадеб, где авторство Львова если и не устанавливается документально, то все же вполне очевидно из анализа строительной манеры и архитектурных приемов. В этом предположительном списке кроме усадеб Новоторжского уезда значатся Званка Державина, имение ближайшего свояка и друга Львова, Кирианово скупой и строптивой княгини Дашковой, дача на Петергофской дороге, запечатленная на двух превосходных меццо-тинто Мейера, Мурино гр. А.Р. Воронцова, Очкино Судиенко в Черниговской губернии, где ныне все сровнено с землей, знаменитое Вороново Ростопчина, сожженное владельцем перед вступлением француза... И среди всех этих сооружений — свое собственное Никольское, своего рода опытное поле для разнообразной архитектурной деятельности.

Старые гуаши ценны тем, что они передают не существующее ныне Никольское. На одной из гуашей — тоже церковь-ротонда, отделенная от дороги быстрым и полноводным ручьем, на другой — нижний, теперь заболоченный и давно не существующий парк. Было тут озеро с островками и мостиками, классические храмы, беседки, водопад и даже пещера, заливаемая водой, совсем как Голубой грот на острове Капри. Вдали рисуется в туманной дымке дом и каланча-вышка хозяйственного двора.

"Вид усадьбы кн. Н.А. Львова Никольское Новоторжского уезда". Рисунок начала XIX в.

Мавзолей кн. Львовых в Никольском (Черенчицах). Современное фото

Дом в Никольском, собственно, тоже не существует. Его история — летопись упадка и оскудения русского дворянства. Конечно, его задумал Н.А. Львов в широких, надо думать, превышавших его средства масштабах. Центральный трехэтажный кубический массив украшен, как всегда, четырехколонным портиком. Этот вид дома запечатлен на старом рисунке, воспроизведенном в гротовском издании сочинений Г.Р. Державина [56] . По преданию, строитель Никольского завещал сыну и внуку пристроить к дому те закругленные крылья, от которых одно только от всего и уцелело поныне. А другое крыло, впрочем, никогда выстроено и не было. При сыне и внуке еще сохранялось старое. Но правнукам не под силу было содержание дома-дворца, и они поэтому сломали его, оставив от дома лишь одно крыло и примыкающую часть центрального сооружения.

56

Державин Г.Р. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я.Грота. Т. 1-9. СПб., 1864—1883.

На

толстых каменных столбах повис балкон — и получилось нечто поистине предельно нелепое. Только в расчете на общий план делается понятным распределение комнат, назначение лестницы, оригинально устроенной позади вдающейся закругленной стены, объясняется скромная здесь обработка наружных стен, плоская, но богатая светотеневой игрой, с одним лишь колонным выступом-подъездом на самом конце. Внутри еще целы были прелестные росписи, арабески, гирлянды роз и цветов на плафонах и по стенам. В одной из комнат почему-то уцелел голландский портрет XVII века, вероятно, составлявший часть высокохудожественной обстановки, разбазаренной буквально поодиночке уже последними владельцами.

Н.А. Львов с циркулем в руке — моложавое лицо в обрамлении серо-серебристых пудреных волос парика, кокетливо наклонившая голову М.А. Львова на фоне колосящейся нивы — таковы две ранние по времени миниатюры Боровиковского. Те же лица в иных позах и движениях на портретах Левицкого, снова М.А. Львова на круглой миниатюре Боровиковского, в рост — ее сестры Д.А. Державиной в парке на фоне Званки, портрет Л.Н. Львова кисти Брюллова — таковы мастерские произведения русской кисти, что украшали, верно, дом в Никольском. По музеям и частным рукам разошлись эти вещи. [57]

57

Известен портрет А.Н. Львова (1824 г.) работы К. Брюллова, переданный в 1889 году М.М. Львовой в дар Третьяковской галерее (примеч. ред.).

Последующие годы опустошили усадьбу окончательно, не осталось и следов мебели и обстановки. Говорят, что архивом (а в нем были чертежи архитектора Н.А. Львова) обклеены стены в деревенских избах... Не сохранили равнодушные к старине наследники и парка. Среди старых куртин и аллей видны еще уже давно поросшие кустами и деревьями ямы, где некогда были храмы, павильоны и беседки, может быть даже храм Солнцу, эскиз которого набросал Львов на полях сочинения Гиршфельда о садах и парках. Интерес этих сооружений заключался в их особом характере землебитного строения, изобретенного Львовым; он усердно старался распространить свое изобретение и добивался от правительства устройства у себя в Никольском соответствующей строительной школы, куда посылались по два человека учиться от каждой губернии. Вот эта-то даровая рабочая сила и возводила, верно, все архитектурные украшения Никольского. От всего землебитного строения уцелел до наших дней один лишь Приорат в Гатчине. В Никольском же все погибло. Но именно потому, что в Никольском все уже было давно разрушено, оно сохранилось лучше, чем другие, стихийно исчезнувшие усадьбы. Этот парадокс можно отметить на примере не только одного Никольского. И в Глинках Брюса, давно приспособленных под фабрику, и в Никольском-Погорелом Барышниковых, где устроена была земская больница, и в недостроенном дворце Демидовых в Петровском — во всех этих усадьбах, где нечего было громить, осталось в конце концов больше следов старины, чем в какой-нибудь опустошенной и сровненной с землей Диканьке или Рогани... Вероятно, потому кое-что курьезно уцелело и в парке львовских Черенчиц.

Левое крыло дома в Никольском (Черенчицах). Современное фото

Позади дома сохранился, вероятно, потому, что можно было использовать его для хозяйственных нужд, грот, приспособленный под погреб. Это небольшой искусственный холм с входом в арке, выложенной из дикого камня, холм, несущий пирамиду, сложенную из обтесанных глыб известняка. Внутри заключено полусферическое помещение, пирамида же содержит в себе полый, открытый внутрь цилиндр, сквозь просверленные отверстия, почти невидимые снаружи, дающий свет внутрь сооружения. В полу полусферического помещения — круглый концентрический прорыв, служащий для освещения уже ниже в земле находящегося погреба, с доступом в него через подземный ход, выходящий на хозяйственный двор. В этом сооружении причудливо сочеталось впечатление от пирамиды Кайю Цестия на Монте Тестаччио в Риме, от схожей пирамиды в саду Царскосельского парка, от затейливых моделей садовых павильонов, воспроизводившихся в книгах XVIII столетия по парковому искусству. В архитектурном творчестве Львова тип такого сооружения встретится еще не раз — подобная пирамида сохранилась в усадьбе Митино того же Новоторжского уезда, очень похожая по идее беседка — в парке Райка, имения Глебовых, неподалеку от тракта Москва — Петербург.

О хозяйственных постройках Никольского также нельзя больше судить на месте — здесь осталось лишь несколько зданий, скромно обработанных в классическом вкусе. Но еще старые фотографии показывают высокий каменный амбар, скотный двор, а одна из гуашей смутно рисует в дальней перспективе высокую мельницу с башней-каланчой.

В узорах черных облетевших лип — синее осеннее небо, под ногами шуршат золотые листья. Над дорогой, над изумрудной травой зеленей — свешивается ярко-красная гроздь рябины... Пыльная дорога, овраг, однообразные валуны на полях...