Веришь?
Шрифт:
– Я, моя девочка, не могу пока выпустить тебя отсюда. Регламент, мать его! Но! Я объявляю тебе информационную амнистию! Да-да! Ты теперь имеешь доступ ко всему, что только пожелаешь: вирт, учёба, любые контакты с кем захочешь, любая информация. Ты ведь отвыкла и скучала? То-то же... Так что теперь нырни в вирт и оцени это дивное изобретение человечества и пласты накопленной за время нашего развития информации!
Профессор снова сделал крошечную паузу в своей экспрессивной речи и таинственно продолжил:
– Но для начала!.. Очень рекомендую фильмы с участием котиков. Они, в последнее
Дед смаковал ещё "котиков", а Перси как-то сама собой брякнула:
– Какие котики? Я учиться хочу!
Профессор довольно взглянул на неё. Говоря по чести, он смотрел на неё сейчас как на особо умного, дрессированного котика, который вовремя перепрыгнул барьер. И похвалил, как того же котика:
– Вот! Молодец, моя девочка! Что и требовалось доказать!.. Разговаривает! Адекватна! И с хорошей, правильной мотивацией!
Уселся удобнее и замер, скрестив руки на груди. Отец Перси с недоумением глянул на него. Как на непослушного котика, который не отыгрывает свой номер, как было задумано. Дед усмехнулся. Поиграл бровями. И ехидно уронил:
– Свою работу, мой милый, я уже сделал. Доказал всем, кто озаботится посмотреть запись нашей беседы, что мы не ошиблись, и ваша дочь в себе. Теперь ваша очередь!..
Отец спохватился и несколько растерянно посмотрел на небольшую штуку у себя в руке. Усмехнулся и что-то там с ней сделал. Несколько пристыжённо глянул на Глана:
– Простите, отвлёкся. Теперь можно говорить прямо. У них там будут сплошные помехи.
Дед разулыбался:
– Какая замечательная "штучка"! Хотя, с другой стороны, всё что касается меня, я сказал уже. Пообщайтесь вы. В кои то веки без надзора.
Отец и дочь настороженно замерли. Что скажешь?.. Ему до сих пор стыдно, что он поддался на манипуляцию и снова подставил свою девочку. Ей неловко. Нет, не профессора или отца. Просто неловко. Она привыкла уже за эти четыре месяца держать удар и быть начеку хуже, чем было за Барьером. Рот просто не открывался, произнести что-то искреннее или откровенное.
Профессор, кажется, понимал и это... Не смотрел на неё теперь, как на дрессированного "котика", а с таким жгучим сочувствием и пониманием, что Перси едва не заплакала. Стыдно! Почему ей стыдно и больно, хотя она как раз ничего плохого не сделала?
Профессор, кажется, собирался утешать её. Даже рот открыл уже. Кора поняла, что этого она точно не вынесет и потому выпалила:
– А доктор Милли?..
Отец скривился, как от зубной боли. Глан защитил ученицу:
– Я понимаю, что пока вы оба невысокого мнения о милой Милли, но! Только благодаря её уму и храбрости, командующий, ваша дочь останется в своём уме и, уверен, что уже в следующем году поступит в космоакадемию. Не удивляйся, малышка! У меня намётанный глаз. Ты ещё удивишь этих ублюдков интеллектом. Уверен, ты догонишь своих сверстников в рекордные сроки. Удивишь! Да-да!.. Как удивляет их этот твой, "парный" паренёк!
Увидел, что девочка помрачнела, и дурашливо усмехнулся:
– Ну-ну! Я имел ввиду только то, что судя по всему, ваши особенности перекликаются. Вы похожи между собой больше, чем остальные "мутанты". Это насколько
Перси пытливо заглянула в глаза гениального и храброго деда:
– Вы ведь возьмёте его тоже?..
Глан утешительно усмехнулся девочке:
– Ну, да. Если он пожелает. Он же совершеннолетний, как я понимаю?
Кора знала, что не стоит показывать свою заинтересованность. Четыре месяца кошмара хорошо научили её. Но, она просто не могла сдержаться!.. Стиснула руки и выдавила из себя:
– Помогите ему! У него совсем никого нет!
Глава 5.
– О! И эмпатия на месте!
Дед будто бы смеялся и радовался, что дрессированный "котик" продемонстрировал чудеса дрессуры и даже зачатки интеллекта, а на самом деле, давал ей время сглотнуть, загнать внутрь жгучие слёзы, которые кипели в глазах так, что болели не только глаза, но и сердце.
Кора была так благодарна ему, этому деду, что, кажется, уже полюбила его. Такое благородство, ум и тонкость! Так похож, в этом смысле, на Атарика. Тот тоже рычал и сердился, но никогда не обидел и не затронул по-настоящему болезненные струны в её душе.
Дед видел её "влюблённый" взгляд. Чего уж там! Лучший в своём деле! Что удивило Перси, так это то, что он мягко ответил ей:
– Да. Я тоже чувствую родство душ. Думаю, ты станешь не только любимой пациенткой, Кора Блайз, но и просто любимой. Другом. И очень скоро. Через два месяца уже можно будет пытаться вытащить тебя отсюда. Вряд-ли это произойдёт сразу, но мы будем бороться. Я в этом дока. Каких только пациентов у меня не было! И именитых, в том числе!..
Они быстро ушли после того. И впервые за четыре месяца у Перси не было ощущения, что папа уходит, а она остаётся в глубокой яме из которой не видно солнца... С каждым днём эта яма становилась глубже, а солнце, дальше...
Сегодня ямы не было. Они вернутся завтра. Ещё бы! Чтобы такой, как Глан, не вернулся! И папа! Теперь, когда он просёк шашни этих уродов, он душу вытрясет из них. И будет защищать каждого, кто заключён тут. Он вытащит Золотого. И остальных.
Если страх и оставался где-то на задворках сознания девушки, то он испарился полностью, как только она вошла в свою комнату. На столе стоял компьютер. Мало того, там лежал и вирт шлем. Руки зачесались добраться до этих сокровищ поскорее. Поэтому она не стала разворачивать голографический дисплей. Схватилась сразу за шлем. И мысли не возникло, что она растеряется и не вспомнит, как с ним работать.
На самом деле, "шлемом" это приспособление называли по старой памяти. А чаще и просто "виртом". Раньше он и был шлемом, со сложной системой датчиков, которые позволяли считывать активность мозга и напрямую транслировать команды в вирт пространство. Получать образы в ответ, поначалу расплывчатые и мало связные. Вирт шлем претерпевал эволюцию, люди, их реакции и умения тоже. Теперь он представлял собой только несколько небольших пластин, которые накладывались на определённые участки головы. На виски, затылок и шею. Пластины "прилипали", а скорее, "приживлялись" так плотно, что пока не пожелает носитель, не отдерёшь.