Вернись домой
Шрифт:
– Ты не сильно на меня сердишься? – она подняла свою головку и смотрела прямо мне в глаза.
– Разве мне есть на что сердиться, душа моя? – я просто пел от счастья, захлебываясь собственным стуком сердца.
– Ну, я все же некрасиво отнеслась к вам, вы такие же существа этого мира, как и барсы, и драконы, и эльфы. Но испугалась я именно вас, – ей действительно было стыдно, но она пыталась разговаривать, сидела у меня на хвосте, так что я бы все смертные грехи мира только уже за это одно простил. А в том, за что она извинялась, вообще не было ее вины.
– Ты
Как я долго мечтал о такой малости, смотря на ее улыбку, на то, как появляются на щечках едва заметные ямочки, просто мечтал когда-нибудь вот так провести по этой бархатной коже. Насладиться ощущением близости ее теплоты.
Она не отстранилась и даже несмело улыбнулась.
– Ты не шевелись, хорошо? – попросила она с загоревшимся огоньком в глазах.
– Что угодно, – едва смог я выдохнуть.
А она тоже подняла свою руку и, как минутою раньше я, так же прикоснулась к моему лицу, только ее действия пошли дальше, и она, ведя пальчиком от кончика носа, стала подыматься ко лбу, чтобы зарыться рукою в мои волосы. Мне до боли захотелось повторить ее действия, но я пообещал не двигаться и поэтому сидел не шевелясь.
– Какие они у тебя шелковистые, – удивленно произнесла она. А я просто млел, уже с трудом сдерживаясь.
– Я нравлюсь тебе? – задал я, пожалуй, один из самых тревожащих вопросов, неосознанно растягивая слова.
– Нравишься, – она протянула это слово не хуже нагини. – Но для чего-то большего нужно не просто нравиться, ведь правда?
– Я умею ждать, – опять получилось только тянуть слова.
Она улыбнулась мне, еще раз провела по щеке, но теперь уже ладошкой, и, спрыгнув с хвоста, пошла к себе в спальню. Видимо, для нее все же это было испытанием – сидеть на том, чего так сильно боишься, но она смело смотрела в мои глаза и даже ни разу не показала, что ей неприятно. А может, ей действительно не было неприятно?
Скрутив хвост спиралью, я, как молоденький юнец, никак не мог прийти в себя от первой ласки, словно у меня опять первое возбуждение в жизни и я, не в состоянии себя контролировать, отдаюсь в умелые руки взрослой нагини, которая обучает меня науке тел. Но сейчас это была не просто физиология, это было притяжение истинных, душевная нужда, потребность в слиянии не только тел, но и душ. Яд сам собою выступил из выдвинутых острых зубов, чтобы пометить свою самочку, чтобы пройти с ней единение. Но, в очередной раз взяв себя в руки, я уполз к братьям, помогать готовиться к сборам.
Глава 48
Махит рэ Нор, зеленый дракон
Зайдя в комнату, застал жену немного растерянной, она стояла возле окна, обхватив себя за плечи, и беспокойно рассматривала даль. За окном действительно было потрясающее зрелище: небо уже давно окрасилось во все темные оттенки предвестников ночи, но последние отблески лучей все еще старались выхватить свой кусочек неба. Далекие горы, уже потемневшие, но все такие же прекрасные, были видны словно в тумане, и только все в округе дворца освещалось магическими огоньками, весело играя бликами.
Молодая жена, скорее всего, меня не заметила, потому как вздрогнула, стоило мне прикоснуться к ее плечам.
– Замерзла? – я не стал закрывать открытое окно, отчего в уже сильно потемневшей комнате занавеси, развевающиеся на легком ветру, создавали обстановку нереальности.
– Махит, – не оборачиваясь она улыбнулась мне.
Стало очень приятно, что она меня узнает среди многих, что не отталкивает и вообще, что она просто есть и хоть иногда, но улыбается только мне.
– Тебя что-то тревожит? – мне хотелось защищать ее всю жизнь, оберегать и радовать.
А вот теперь, смотря на нее, такую задумчивую, серьезную, я понимал, что она скрывает от нас свое беспокойство, иногда наигранно улыбается, чтобы не кричать от быстро меняющихся реалий в ее жизни. Она оказалась очень смелой девочкой, она покоряла силой духа и добротой души. Птица феникс действительно не ошиблась в ней, она достойнейшая.
– Если я скажу все, ты поверишь мне? – развернулась она ко мне лицом, в кольце моих рук, и не стала отстраняться.
– Поверю, – я осторожно прикоснулся губами к ее виску, а потом прижал ее голову к своей груди. – Я тоже когда-то боялся неизвестности, будучи самым младшим в семье, меня слишком многие оберегали. У меня было пятеро братьев, мама, четверо отцов и множество предков.
Тяжело сглотнув, я попытался убрать из голоса ту боль, которая неотступно за мной следовала всю мою жизнь.
– Я был поздним ребенком и очень любимым, а потом все ушли за грань, в один день никого не стало. Было очень страшно, думаю, как и многим, так же оставшимся в одиночестве. Но мне тогда казалось, что мне особенно страшно, не так, как всем. Дальнейшая жизнь мне не представлялась вообще, иногда я даже жалел, что не ушел вместе с ними.
Мари вздрогнула всем телом у меня в руках, она попыталась поднять голову, чтобы заглянуть мне в глаза, но я не позволил. Сильнее ее обнял и продолжил рассказывать о своей боли. Мне это давалось тяжело, потому как я первый раз в жизни говорил об этом, но чувствовал, что моя жена должна знать, она не осудит и все поймет.
– Только через время я понял, что жизнь прекрасна в любой ее огранке. За нее стоит бороться, пока есть на это силы. Ты тоже, моя хорошая, сможешь все преодолеть, понять и принять. Каждый из нас тебе будет в этом помогать. Поверь, Мари, у любви нет каких-то некрасивых сторон, и то, что тебя любят столько мужчин, разных мужчин, это тебя сделает только сильнее. А когда у нас появятся детки, наша жизнь только еще больше наполнится. Я мечтаю об этом дне.
– Но Богиня сказала, что дети будут, только когда в семье соберется вся сильная кровь этого мира, – она все же подняла головку и своими невероятно красивыми глазами посмотрела в мои.