Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
Пока она приводила себя в порядок, Вик все-таки разогрел ужин. Милкину порцию наложил на тарелку и поставил на стол – захочет, так съест. Не захочет, рядом с чашкой чая он положил печенье и яблоко. Подумав, достал из холодильника кефир.
Мила вышла из-за печки чуть посвежевшая, но безрадостная и вялая. Равнодушно посмотрела на котлету с макаронами, пригубила чай и попросилась где-нибудь прилечь.
Вик пододвинул к ней по столу блюдце с таблеткой:
– Выпей, чтобы заснуть. У тебя сотрясение, нужен полный покой.
Милка послушно запила таблетку
– Туалет у тебя во дворе?
– Увы, да. Слева от навеса с машиной. Показать?
– Я найду.
– Ладно, только куртку мою сверху накинь! А пока ходишь, постелю тебе на кровати у окна, - Соловьев встал.
Мила подозревала, что кровать в доме одна, и она выселяет хозяина на диван или вообще на пол, но не стала возражать. Понимала, что Вик не отступит. Да и силы закончились.
Подушка, заправленная в новенькую жесткую наволочку, пахла какими-то травами. Мила легла и, натянув одеяло по самые уши, закрыла глаза. Вик выключил верхний свет, и комната погрузилась в полутьму.
Она уже засыпала, когда сквозь сон услышала вибрацию телефона, оставленного Соловьевым на обеденном столе. Вик, видимо взял его и вышел в сени, чтобы не мешать. Негромко хлопнула дверь, скрипнула половица... Милка повернулась на другой бок, но звук французской речи ненадолго выдернул ее из наплывающего сна обратно в реальность.
Вик говорил приглушенно, и она не могла ничего разобрать, кроме отдельных слов.
«Так странно, - подумала она, - почему по-французски? Он что – шпион?»
Но мысль ушла, так и не разбудив ее окончательно. Вик был ее спасителем и героем и мог говорить с кем пожелает и как пожелает. Она приняла бы его всякого, потому что любила. Да, любила!
Свернувшись калачиком, она заснула в его доме, в его постели и на его подушке. И ей наконец-то стало хорошо. Никакие кошмары не преследовали ее этой ночью.
7.4
7.4
Утром Мила проснулась отдохнувшей. Только лицо немного болело, а так – ничего. Все налаживалось. Даже аппетит появился. Она набросила на футболку, в которой спала, большой мужской халат в синюю полосочку, утонув в нем как скафандре, даже пояс не помог, и отправилась искать хозяина.
Вик нашелся сразу – появился из сеней с охапкой дров. Увидев Милу, улыбнулся:
– Доброе утро! Как самочувствие?
– Доброе, - эхом откликнулась она и, вспомнив про свои «украшения» на лице, засмущалась. – Все хорошо, голова не кружится, в глазах не двоится. А где?..
– Удобства во дворе. Ты же была там вчера. Забыла?
– Я про свою одежду. Ее надо застирать…
– Я бы предложил ее выкинуть. По-моему, там все испорчено безвозвратно, но, конечно, ты сама смотри. Пока ты спала, Галя принесла сумку с твоими вещами, она стоит под вешалкой. Надеюсь,
– Галя?! – вспыхнула Мила. – Она в курсе, что я ночевала у тебя?
– О том, что произошла авария, уже многие знают, мы с тобой звезды интернета, - усмехнулся Вик, вываливая дрова на пол и открывая вьюшку. – Безруцкая одобрила наше решение, по которому мы не стали пугать стариков в пансионате. Считай, что ты на больничном.
Мила села на подвернувшийся стул, закрыв руками лицо. Ее планы хранить инкогнито и вести тихую неприметную жизнь окончательно провалились.
– А полиция?
– С полицией я тоже договорился.
– Это как? – она отняла руки, воззрившись на Соловьева, поджигавшего щепки в раскрытом зеве печной топки.
– Ты свидетель, не более того. Погибших опознали, это известные в городе нарушители закона. Я сказал, что они силой заставили тебя сесть в машину у супермаркета, желая повеселиться. Ты напишешь потом заявление, которое подошьют к делу. Небольшая проблемка вышла с твоим паспортом, но с места аварии его уже изъяли, он не будет фигурировать в протоколе. Тебе выдадут новый, абсолютно чистый. Просто надо будет немножко подождать.
– Чистый? То есть без пятен крови?
– Чистый – значит «официальный».
Мила представила, насколько сильно испорчен ее основной документ, и закусила губу. Но может оно и к лучшему? Может, еще и фамилию поменять заодно? Но тут она вспомнила, что Дима вроде как под следствием, и ей не надо больше бежать.
– Спасибо, Вик, - прочувственно произнесла она. – Ты сделал для меня очень много. Наверное, больше, чем кто-либо еще за всю мою предыдущую жизнь.
– Все это было несложно, - ответил он, прикрывая чугунную дверцу с императорским двуглавым орлом по центру. Встав, он пошел к микроволновке, установленной на узком кухонном уголке. – Есть вчерашние котлеты с макаронами и сегодняшняя гречневая каша с грибами от соседки, любезной Рузалии Ивановны. Ты что предпочитаешь?
– Я, наверное, буду кашу. И кофе, если можно.
– Конечно, можно. Ты пока одевайся.
– Да, я сейчас, - спохватилась Милка.
Накинув на плечи Соловьевскую куртку, висевшую на вешалке, и схватив сумку с вещами, она выскочила в сени. Одеваться она предпочла там, на холоде, однако, когда она вернулась, Вик признался:
– Прости, забыл сказать. За правой дверью есть еще одна маленькая комната, неубранная совершенно, но зато там теплее, чем в сенях.
– Ничего, я не замерзла, - соврала Милка.
Они сели завтракать. Разговор не клеился. Когда телефонный зуммер разорвал пространство комнатушки, девушка даже обрадовалась.
– Я отвечу? – Соловьев взглянул на экран смартфона.
Мила кивнула и отвернулась, показывая, что совершенно не собирается подслушивать. Вик отошел к окну, за которым виднелся корпус пансионата. Его прямая спина, обтянутая тонким свитером болотного цвета, выглядела на удивление напряженной.
– Я немного занят, Пат, - произнес он по-французски, - у тебя что-то срочное?