Вероника из Тарлинга
Шрифт:
Вероника только прикрыла глаза, давая понять, что он прав.
— Не стоило бы пугать тебя на ночь, но слушай. Наш конный отряд продвигался к реке Мейне, чтобы встретиться с воинством Капи-Литтов. Мы разбили лагерь на берегу, выслав парламентеров с предложением мирных переговоров. По приказу короля среди делегации было семеро мальчиков в праздничных одеяниях, их чистые голоса могли растрогать даже волосатые души троллей. Условия сдачи Капии были просты, в любом случае, наши люди должны были вернуться невредимыми, и лишь потом назначена дата решающего сражения.
— Что
— Мужчин они убили и пустили тела по воде, над детьми жестоко надругались, оставив живым только одного. Мальчику помогли переправиться через реку, чтобы он принес нам мешок с головами остальных, по росистой траве от берега до нашего обоза далеко протянулся кровавый след. Я выскочил из палатки и увидел безумие в детских глазах. Тогда я поклялся, что ни один из Капи-Литтов не уйдет от возмездия.
— О небеса! — воскликнула Вероника.
— Крепость мы взяли в кольцо уже через неделю, а спустя месяц осады после удачного штурма проникли внутрь. Там было много родовитых горцев, чванливых и гордых, — часть их налакалась вина, осознав, что битва проиграна. Гальбо велел доставить пленников в столицу, кто-то еще мог присягнуть нам, но я не стал нарушить собственной клятвы. Их всех казнили по моему распоряжению. Сорок семь человек. Три клана за вечер лишились своих предводителей.
— И что же король? — тихо спросила Вероника
— Сказал, что за ослушание я должен быть сурово наказан, а за победу щедро вознагражден. В итоге получил лишь прозвище — Бессердечный. Но скажу больше… в чем-то они правы, все эти шуты, скоморохи и рыночные торговцы, передающие слухи из города в город. Мне нравилось ощущать себя орудием мести, нравилось видеть, как головы врагов летят в корзину, прежде чем быть наколотыми на пики. И так было не раз. Не стал ли я тебе неприятен, Вероника?
Она постаралась ответить быстро, хотя слова давались нелегко после такого признания.
— Не знаю, смогла бы я полюбить человека без сердца, может, твое лишь спит и нужно разбудить его. О войне мне известно из книг и рассказов тех, кто вернулся, но ясно одно, жестокость поражает жестокость в ответ. Как я могу осудить тебя? Я выросла среди мирных людей, мне не приходилось видеть растерзанных детей.
Вероника остановилась, чувствуя, что горло сжимают слезы. Понимая ее волнение, Конта растроганно проговорил:
— Ты невинное, чистое создание, и я обещаю беречь тебя даже … " от себя самого".
Он оборвал фразу на полуслове и круто повернулся к окну.
— Мне тоже знаком страх, хоть ты и почитаешь меня за героя.
— Истинное мужество в том, чтобы побеждать его и смело ступать вперед во благо правому делу. Скажи, почему ты не хочешь восстановить замок Снегирей? Нужно лишь приказать, горожане с радостью исполнят твою волю. И прекрасный сад, окруживший часовню, где нашли покой твои родные, и обветшавшие стены — все можно привести в порядок. Считаю, что следует изгнать тьму из сердца Тарлинга, довольно воспоминаниям нагонять тоску! Прошу, возроди былое величие дома предков и твое имя прославится на века!
— Похоже, ты самый смелый солдат, что вставал под мои знамена.
Конта развел руки в приглашающем жесте, Вероника тотчас прильнула к его груди, чтобы через краткое время с облегчением расслышать биение сердца герцога. Ровное, далекое, но как будто вполне живое… Впрочем, какие бы чувства не обуревали де Маликора, сердце его не меняло ритм вот уже много лет.
С большой радостью он выполнил бы просьбу Вероники, так созвучную его личным порывам. Но как признать, что силы оставляют, стоит лишь коснуться замшелых камней родной ограды, ступить на знакомое старое крыльцо. Во всем королевстве был лишь один кусочек земли, приводивший его в трепет, сковывающий тело смертным ужасом.
Чудовище с ликом Кайро сумело достичь своего — заставило жертву скулить от боли, как жалкого ободранного пса. Кажется, холод подземелья так глубоко проник в плоть, что сердце оледенело и с тех пор еле толкает кровь. Или взамен остановившегося сердца добрая Фея вставила часовой механизм… Конта не помнил подробностей своего спасения, но замок Снегирей стал его вечным проклятием и позором. Открыться в том дорогой невесте? И что он получит в ответ? Жалость или презрение. Нет, никогда. Лучше скорее покинуть Маликорию.
Конечно, можно восстановить замок. А можно разрушить его. Но удастся ли тем самым победить зло, охватившее это место? Двадцать лет назад Конта не сумел даже перешагнуть порог родного дома, тщетно он бродил по двору, тщетно молился в часовне над плитами, скрывавшими прах самых близких и неимоверно далеких людей.
До сих пор один вид узких бойниц и стрельчатых окон Снегирей вызывает желание мчаться прочь — в самую жестокую схватку с любым противником — дикий зверь или человек — все равно, в бою Конте нет равных. Но тени прошлого страха несутся следом и жалят сильнее оводов в жаркий полдень. И нужна новая борьба, новые враги и победы над ними, нужны реки крови, чтобы заглушить вопль личного отчаяния и стыда.
— Я хотела бы рука об руку с тобой войти в замок. Ах, неужели исполнится моя детская мечта — свободно прогуляться по его гулким галереям! Мы же посетим Снегири перед отъездом, правда?
Ее глаза лучились радостью и надеждой, но у Конты перехватило дыхание от ее просьбы.
— Пожелай любой другой дар, потому что я не могу вернуться туда, где однажды пережил смерть.
— Разве ты не побывал в замке в день нашей первой встречи? — поразилась Вероника, словно не расслышав его последние слова, несущие, несомненно, метафорический смысл.
— Дальше часовни мне не пройти. Рауль знает и верно хранит мою тайну. Тшш… оставим замок летучим мышам и воронам. Им тоже нужно где-то обитать.
— Но почему?! Возможно, сейчас твой дом с затаенной надеждой ожидает тебя, как отец любимого сына. Я не раз забиралась внутрь через окно, бродила по комнатам, и теперь мы войдем туда вместе. Это же так легко. Разве нет?
— До нашего отъезда я строжайше запрещаю тебе подходить к ограде! Он только и ждет момента, чтобы нанести последний удар.