Вершковинка

Ротэр Рони

– Сегодня на обед – печеная репа! – подмигнул он и закатил репу в алеющие угли.

Веришка улыбнулась в ответ. А Колпта, побродив вокруг, сорвал несколько толстых стеблей с широкими листьями, похожими на лопухи.

– Зачем это?
– подняла Веришка брови, глядя, как друд обламывает стебли и счищает с них верхний слой.

– Это тебе угощение, - Колпта подал ей розово-зеленый стебель. – Не бойся, он вкусный.

– Кисло! – сморщилась альва, откусив хрустящую волокнистую мякоть. Кисло-сладкий сок свел скулы.- Как муравьи!

– Ты ешь муравьев? – рассмеялся друд, чистя второй стебель.

– Нет, конечно! – хихикнула Веришка. – Если в муравейник

палочку положить, она такая же кислая станет.

– Еще? – протянул ей Колпта угощение.

Но Веришка вдруг побледнела, глядя за его спину.Улыбка сползла с её лица. Колпта обернулся и увидел всадников в черных плащах, приближающихся к ним ровной рысью.

– Колпта-а, - Веришка потянула юношу за рукав.

Друд медленноподнялся, загораживая девочку собой. Положил на голову Веришки ладонь, заставляя её пригнуться к земле.

– Беги. Прячься и беги.

– Колпта, - тоненько пискнула она.

– Быстро и тихо. Ну!

Веришка опустилась на четвереньки и, пятясь, стала отползать от костра в траву, соскальзывая вниз по склону оврага.

– Ах, матушка, матушка, - прошептал друд, не отводя взгляда от нольвов. Он вытащил левой рукой из углей тлеющую головню, а правой вынул тонкий меч из ножен.

Притаившись в густых зарослях бузины, Веришка дрожала от страха. Она слышала голоса нольвов и Колпты, но слов не разобрала. Потом зазвенело железо. И вновь стало тихо. Близкая лошадиная поступь заставила альву сжаться в комок под кустом и затаить дыхание. Лошадь прошла по самому краю оврага, в пяти шагах от неё - Веришка смогла рассмотреть узорную чеканку на стремени нольвовского коня и черную опушку на подоле плаща. Нольв объехал заросли, вглядываясь в переплетение ветвей ярко-зелеными глазами. Его нетерпеливо окликнули и он, развернув и подстегнув коня, устремился вдогонку товарищам.

Веришка просидела в овраге, пока топот копыт совсем не стих. Только тогда она осмелилась выпутаться из переплетения тонких ветвей и подползти к краю оврага. Осторожно высунув голову, она осмотрелась. Колпта лежал на спине у остывающихуглей. Его тонкий меч торчал в траве несуразным голым стеблем.

– Колпта, - шепотом позвала Веришка.

Она выползла наверх, и на четвереньках подобралась к друду. Заглянув в его лицо, Веришка задрожала. На побелевшем лице юноши веснушки казались ярче, чем раньше, а неподвижные голубые глаза отражали плывущие в небе облака. Одежда пропиталась кровью, сочащейся из отверстия напротив сердца. Веришке вспомнилось, с какой заботой и жалостью Веда-мать лечила зверей, попавших в зубы хищников, в силки и капканы. Её заклинания и травы творили чудеса, и даже безнадежно изувеченный ежик, найденный Веришкой на сельской дороге, был исцелен тайным заговором знахарки.

– Научи меня такому, Веда-мать! – радостно глядя, как колючий зверекрезво исчезает в траве, просила Веришка.

– Мне тебя учить нечему, - улыбалась та, гладя девочку по голове. – Ты и сама все это сможешь.

– Когда? – глаза Веришки загорались нетерпеливым огнем.

– Когда подрастешь, - отвечала ведунья, одаряя её загадочной улыбкой.

– И смогу лечить зверей? Как ты этого ежика?

– Сможешь, милая. И не только это.

Но Колпта был не ёжик. И он не был ранен. Он был мертв. Звенели жаворонки, стрекотали кузнечики, шипела трескающаяся в углях репа. На краю оврага тихо плакала альва.

***

Притаившись в тени массивной каменной изгороди, окружавшей площадь с колодцем в её центре, Веришка из-под низко надвинутой шапки поглядывала насуетливую толкотню.

Никто из проходивших мимо гмуров или людейне обращал внимания на сжавшуюся фигурку, почти слившуюся с серыми грубыми булыгами, из которых была сложена стена. Тут же бродили свиньи – огромные, пятнистые и щетинистые, возили своими рылами по мостовой, вздувая с неё пыль. Веришка не знала, что это за селение. И боялась спросить, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания. Ей оставалось одно – слушать и наблюдать. Колпта, которого она оставила там, на краю оврага, не в силах выкопать ему могилу, упоминал Быгодора. Если этот поселок – Каменные Холмы, ей нужно найтиэтого гмура.

Послышался приближающийся цокот копыт по мостовой, и Веришка сжаласьеще больше, опустила голову. Отряд из десятка нольвов неторопливо въехал на площадь. У колодца они спешились, подвели коней к желобу, чтобы напоить их. Наполнили колодезной водой фляжки, привязанные к седлам.

Дверь стоявшего неподалеку кабака распахнулась, на крыльцо вышла гмурья с лоханью, спустилась к сточной канаве, и вывалила в неё кучу отбросов – полусгнившие яблоки, морковные очистки и прочую дрянь. Веришка сглотнула голодную слюну. С того дня, как погиб Колпта, она не ела ничего, кроме тех розовых стеблей, которые он показал ей. Веришка проплутала по лугам в поисках жилья два дня. Она спала вполглаза, забиваясь под кусты, и пугаясь каждого шороха. Кислые стебли стали ей пищей, инемного утоляли жажду. С какой тоской она вспоминала матушкину похлебку! И саму матушку.

Девочка привстала, подползла к помоям и протянула руку к сморщенному яблоку. За её спиной раздалось громкое свирепое фырканье. Веришка оглянулась и обомлела. Громадная пегая свинья, с колкой темной щетиной, рассерженно буравила её маленькими глазками. Разинув пасть, свинья угрожающе завизжала-зарычала, отгоняя девочку от помоев. На визг поспешно притрусили еще две хрюшки, отнюдь не с ласковыми мордами. Веришка попятилась и нечаянно толкнула кучу отбросов ногой, расшвыряв её. И тут рассерженные свиньи ринулись на неё. Сильныечелюсти сомкнулись на ноге Веришки, заставив её закричать от боли и испуга.

– Ох, и визжит! Ровно поросенок! – захохотали сидевшиепод навесом у кабака гмуры.

Свиньи, яростно хрюкая, копошились над Веришкой, катали её по земле рылами, норовя цапнуть посильнее. Альва, визжа и вправду не хуже поросенка под ножом мясника, извернулась и лягнула одну из свиней в пятак. Шляпа свалилась с головы Веришки, белая коса скользнула на плечи. Свинья разозлилась еще больше, и, прижав девочку копытами, разинула пасть над её лицом.

– Мамочки! Мамочки! – зажмурившись, сжавшись в комочек и прикрывая голову руками, тоненько кричала девочка.

Ржали гмуры, кто-то из проходивших мимо людей кинул в свиней камнем. Промахнулся, плюнул, выругался и пошел своей дорогой. Из кабака на шум выскочила гмурья, схватила стоявшую в углу лопату, огрела ближайшую свинью по хребту.

– Ах ты, шкварка волоснявая! Пошла вон!

Свинья завизжала, отскочила в сторону, а потом, скребнув копытом по мостовой, потрусила к гмурье, угрожающе хрюкая.

Внезапно от группы нольвов, равнодушно и безмолвно наблюдавших за свиной потехой, отделился один. Двигаясь плавным, летящим шагом, он прошел мимо крыльца, выдернул у гмурьи лопату и врубился в кучу-малу, рассыпая щедрые тумаки на щетинистые спины. Таких крепких ударов лопата не выдержала, черенок переломился, и нольв завершающим аккордом воткнул острый обломок в свиную ляжку. Свиньи бросились врассыпную. Кинув дрын на мостовую, нольв подошел и встал над скорчившейся Веришкой, рассматривая её. Альва услышала его голос – певучий, журчащий.