Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
«Не сейчас, — подумал он. — Пока нет».
Джон не заметил, когда заснул, но когда открыл глаза, по краям оконных занавесей пробивался дневной свет. Он попытался сесть, но мышцы отказались подчиняться. Его охватила паника. Тело было холодным и насквозь промокшим от пота.
Медленно, сконцентрировав силу воли, Джон выпростал одну руку и ощупью отыскал телефон.
Оператор, думая, что ему требуется прибрать в комнате, послал горничную-испанку. Это была крепкая пожилая женщина с крашеными волосами и толстыми руками, мускулы которых были обтянуты тугими рукавами.
Воспользовавшись своим собственным ключом, она влетела в комнату, поморщила нос от густого запаха рвоты, углядела обессиленное лицо Джона под смятым покрывалом и сказала на английском с изрядным акцентом:
— Вы желать доктор, сеньор?
Задыхаясь после каждого слова, Джон ухитрился произнести:
— Они… слишком… дорого… стоящие…
— Все есть дорогостоящий, — согласилась горничная, подойдя и встав рядом с кроватью. Она положила прохладную ладонь ему на лоб. — У вас лихьорадка, сеньор. Это есть ужьасные французские соусы. Они плохие для жьелудок. Вам следует держаться подальше от жьирных пищ. Я прьинису вам чего-нибудь. Мы смотреть, как поживаете вы скоро, а? — Женщина похлопала его по плечу. — А я не так дорогостоящий, как доктора.
Джон не заметил ее ухода, но вскоре она снова оказалась рядом с ним с дымящейся чашкой чего-то горячего в руке. Он унюхал куриный суп.
— Немного бульона для жьелудок, — сказала женщина, помогая ему сесть.
Бульон обжег Джону язык, но вызвал чувство успокоения в желудке. Он выпил большую его часть, прежде чем снова опустился спиной на подушки, взбитые для него горничной-испанкой.
— Я Консуэла, — сказала она. — Я приду обрьатно, когда закончу другие комнаты. Вам есть лучше теперь, а?
Консуэла вернулась еще с одной порцией бульона, разбудила Джона и помогла ему спустить ноги с кровати Ей пришлось поддержать его.
— Вы пить. — Горничная придерживала его руку с чашкой, принуждая выпить весь бульон.
— Вы лучше, — сказала она, но Джон не чувствовал себя лучше.
— Сколько времени? — спросил он.
— Время сделать постель и одьеть вас в ночную одежду.
Горничная принесла снаружи кресло и втиснула его рядом с изголовьем кровати. Она подняла Джона и усадила в это кресло, где он сидел, пока она расправляла постель и сворачивала покрывало.
«Господи, какая она сильная», — подумал Джон.
— Вы скрьомный мужчина, — заявила женщина, стоя перед ним подбоченясь.
— Мы раздеваем только до нижнего белья, а? — Она хихикнула. — Не надо крьасного лица, сеньор. Я похьронила двоих мужей. — Горничная перекрестилась.
Не способный к сопротивлению, едва отдающий себе отчет в происходящем, Джон был пассивен, пока Консуэла раздевала его и водворяла в постель. Простыни холодили его тело.
Она оставила занавески закрытыми, но Джон все же ясно различал дневной свет.
— Сколько времени? — выдавил он.
— Время Консуэле делать множество дрьугой работы. Я приду назад и принесу еще бульон. Вы прогольодались?
— Нет. — Джон слабо покачал головой.
Широкая усмешка осветила ее лицо.
— Вы счьастливчик для Консуэлы, а? Я говьорю на хорьошем англьийском, нет?
Он ухитрился кивнуть.
— Это счастливая вещь. В Мадриде я есть горничная для американцев. Мой первый муж есть мексиканец из Чикаго в США. Он учить меня.
— Спасибо, — это было все, что Джон был способен сказать.
— Трасиос э Диас, — прожурчала горничная и соизволила удалиться из комнаты.
Джон уснул. Во сне ему досаждали кошмары о Мери и двойняшках.
— Пожалуйста, не надо больше снов О'Нейла, — бормотал он. Джон ворочался в постели, неспособный избежать воспоминаний О'Нейла — двойняшки, играющие на заднем дворе их дома. Мери, радостно смеющаяся над рождественским подарком.
— Она была так счастлива, — прошептал Джон.
— Кто счастльивый? — Это была стоящая рядом с ним Консуэла. Из-под занавесок на окнах просачивалась темнота.
Джон учуял куриный бульон.
Под его спину просунулась мускулистая рука и поставила его в вертикальное положение.
Другая рука держала бульон, чтобы Джон мог пить. Бульон был только слегка теплым и на вкус получше, чем в первый раз. Джон услышал, как чашка звякнула, когда Консуэла поставила ее на тумбочку рядом с телефоном.
— Эскузадо, — сказала она и щелкнула пальцами. — Ванная! Вы желать идти в ванная?
Джон кивнул.
Консуэла втащила его в ванную комнату и оставила, прислонив к умывальнику.
— Я жду сньаружи, — сообщила она. — Вы зовете, а?
Когда она уложила его обратно в свежезастеленную кровать, Джон спросил:
— Какой… день?
— Этот день? Этот день после, как вы прибыть, сеньор О'Дей. Это день, когда О'Дей лучше, а? — Горничная усмехнулась своей шутке.
Он не смог ей ответить, беспомощно подергав губами.
— Вы не жьелаете дорьогой доктор, сеньор?
Джон качнул головой из стороны в сторону.
— Мы смотрим завьтра, — заявила горничная. Она вышла, задержавшись, чтобы выдать ему веселое «Аста маньяна!», прежде чем закрыть дверь.
Утро можно было определить по возвращению Консуэлы. На этот раз она принесла маленькую чашку с вареным яйцом в дополнение к бульону. Горничная подперла его подушками и накормила яйцом с ложечки, вытерев подбородок словно младенцу, прежде чем дать бульон.
Джону показалось, что сил прибавилось, но в мозгах все еще была путаница и сводящая с ума неспособность определить, какой сейчас день или час. Консуэла расстраивала Джона, увертываясь от его вопросов.
— Это день, когда О'Дей есть двьа яйца утром.