Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Думаете, он тоже носитель?
Бекетт пожал плечами. Не было смысла рассказывать ей про Сиэтл и Такому. С нее и так достаточно.
— Я бы хотел свести воедино ваши симптомы.
— Может быть, на это времени у нас больше не будет, так что давайте сейчас.
— Не сдавайтесь, Ари!
— Вам легко говорить, — она молчала почти целую минуту, потом сказала:
— Расстройство желудка в то утро, когда я чувствовала себя возбужденной. Потом жажда. У Дорены было то же самое?
— Идентично.
— Головная боль. Боже, временами это просто невозможно терпеть. Сейчас еще сносно. Вы даете мне какое-то обезболивающее через капельницу?
— Пока нет.
— У меня болят соски, — сказала Фосс. — Я вас уже просила, чтобы вы сделали лучшее чертово вскрытие в своей жизни?
— Я помню.
Тихонько зашел Данзас и шепнул Бекетту:
— Дорена Только что умерла.
— Я слышала, — сказала Фосс. — Вот еще одно, Билл. Обостренный слух. Все так чертовски громко! Вы можете привести мне рабби?
— Мы пытаемся, — начал Данзас.
— Прекрасное время для меня вернуться к… Проклятье! Мой трахнутый желудок в огне! — Она посмотрела мимо Бекетта на Данзаса. — Этот Безумец просто грязный садист. Он должен знать, в какой муке умирают его жертвы.
Бекетт раздумывал, не стоит ли ей рассказать о том, что большинство женщин впадали в кому и умирали, не просыпаясь. В конце концов он решил об этом умолчать. Не было смысла демонстрировать, что попытка сохранить Ариене жизнь лишь продлевала ее боль.
— О'Нейл, — прошептала она. — Интересно, чувствовала ли его жена какую-нибудь… — Фосс закрыла глаза и замолчала.
Бекетт приложил ладонь к артерии на ее шее. Он наклонился к монитору: кровяное давление шестьдесят на тридцать. Пульс падает.
— Каждый антибиотик, опробованный нами на Дорене, только ухудшал ее состояние, — пояснил Данзас. Но, возможно, мы могли бы попробовать какие-нибудь хемо-препараты…
— Нет! — Это была Фосс, голос ее был неожиданно громким и резким. Она повернулась и пристально посмотрела на Бекетта. — Ничего не рассказывайте моему мужу про боль.
Бекетт проглотил комок в горле.
— Я не буду.
— Скажите ему, что это было очень легко… очень спокойно.
— Может быть, немного морфина? — предложил Бекетт.
— С морфином я не смогу думать. А если я не смогу думать, то не смогу и рассказывать вам, что со мной происходит.
В комнату вошел санитар в белой куртке поверх армейской формы. Это был молодой мужчина с мелкими невыразительными чертами лица. Его именная бирка гласила: «Диггинс». Он перепугано уставился на неподвижную фигуру Фосс.
Бекетт мрачно посмотрел на него.
— Вы ищете подходящий тип крови с ослабленной инфекцией?
— Да, сэр. У донора подтвержденная инфекция мочевого пузыря. Он уже на кушетке.
— Количество лейкоцитов? — спросил Бекетт.
— Доктор Хапп сказал, что достаточно высокое. Точных цифр у меня нет.
— Тогда давай его сюда. Он просто вызвался сдавать кровь.
Диггинс остался стоять на том же месте.
— Это правда, сэр, что мы все переносчики этой штуки? Все мужчины здесь?
— Вероятно, — буркнул Бекетт. — Тот донор, Диггинс.
— Простите, сэр, но снаружи задается масса вопросов… закрытые двери и все такое.
— Нам придется это просто выдержать, Диггинс! Вы собираетесь доставить сюда донора?
Диггинс немного поколебался, потом сказал:
— Я посмотрю, что я могу сделать, сэр.
Он повернулся и поспешил прочь из комнаты.
— Дисциплина катится к черту, — улыбнулась Фосс.
Бекетт посмотрел на монитор — пульс восемьдесят три, кровяное давление пятьдесят на двадцать пять.
— Какое у меня давление? — спросила Фосс.
Бекетт сказал ей.
— Так я и думала. Я испытываю некоторые затруднения с дыханием. Мне холодно. Дрожат ли у меня ноги?
Бекетт приложил руку к ее правой ступне.
— Нет.
— А ощущение именно такое. Знаете, Билл, я кое-что поняла. Я не боюсь смерти. Умирание освободило меня от всего дерьма. — Фосс замолчала, потом добавила слабым голосом: — Не забудьте, дружок — лучшее чертово вскрытие…
Не услышав продолжения, Бекетт взглянул на монитор. Он мог почувствовать, как ее пульс угасает под его рукой. Монитор показывал десять ударов в минуту, и частота продолжала снижаться. Кровяное давление резко упало. Как раз пока Бекетт смотрел на приборы, он почувствовал, как пульс замер под его пальцами. Монитор издал резкий и продолжительный электронный визг.
Данзас обошел вокруг кровати и отключил приборы.
В наступившей внезапно тишине Бекетт снял свою руку с шеи Фосс. По его щекам катились слезы.
— Будь он проклят! Будь он проклят! — бормотал он.
— Мы договорились, что будем проводить вскрытие в операционной, — сказал Данзас.
— Отвяжись, ты, кровожадный французский зануда! — заорал Бекетт.
Глава 17
Я всегда испытывал определенный ужас перед политическими экономистами. Это началось с тех пор, как я однажды услышал заявление одного из них о том, что он боится, если голод 1848 года в Ирландии убьет не больше миллиона человек. А этого, мол, едва ли хватит для улучшения дел.
— Конечно, мистер президент, — заявил генеральный секретарь, — можно найти какой-нибудь способ, чтобы спасти то, что осталось от вашей Команды в ДИЦ. Кажется, они там прекрасно сработались.
Генеральный секретарь. Халс Андерс Берген, был норвежцем, получившим образование в Англии. С мужчиной на том конце телефонной линии он сыграл множество партий в гольф, во время которых они были друг для друга Хабом и Адамом. Но сегодня Адам Прескотт твердо уселся в своем кабинете президента Соединенных Штатов. В его голосе уже не осталось и следа дружеской теплоты.