Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Лежи, отдыхай, — сказала Лариса Михайловна.
— Здесь не больница, а санаторий, — сообщил президент. — Если больная, то мы сдадим ее в больницу. Правильно?
Последний вопрос относился к вошедшему в маленький санаторный бокс Яну Алмазову. Алмазов был строг, печален, одет в военную форму с ромбами в петлицах.
— Ну как, наша авантюристка пришла в себя? — сказал он. — Вот и замечательно. Сейчас мы с вами оденемся, Иваницкая, и вы нам поможете. Вы ведь нам поможете?
— Товарищ командир, — сказала Лариса Михайловна. — Больную нельзя поднимать с кровати. Ей нужен полный покой. У нее воспаление легких.
— Это только предположение, а я думаю, что у нас насморк, — сказал президент, и Лидочке показалось, что он при этих словах помахал хвостом.
— Сначала мы решим все наши дела, — сказал Алмазов, — в больницу всегда успеем.
— Я протестую! — сказала Лариса.
— А мы ваш протест запишем куда следует, — сказал Алмазов, — запишем, а потом спросим, почему это вдруг доктор из нашей любимой Санузии так шумно протестовала? Может быть, они с Иваницкой были знакомы? Или дружили даже? Ну!
Последнее слово прозвучало резко, и Лида хотела заткнуть уши, потому что такой Алмазов был беспощаден. Но почему он так сердился на нее, она совершенно не представляла. Его крики мешали сосредоточиться и вспомнить, что случилось. Кажется, был маскарад?
— Вы были освобожденный пролетарий, — сообщила Лидочка Алмазову.
— Давайте не будем валять дурочку, — сказал Алмазов. — Ты совершенно в своем уме. Будешь одеваться или мне тебя одеть?
Лидочка посмотрела на докторшу и поняла, что та не хочет встречаться с ней взглядом. Значит, ей тоже страшно! Лидочке стало жалко добрую Ларису Михайловну.
— Мне надо в уборную, — сказала Лида.
— Обойдешься ночным горшком! — воскликнул президент.
— Как так? — удивилась Лидочка. — Здесь?
— А мы поглядим! — Из президента буквально сочилась радость от того, что он мог унизить Лидочку.
— А ну отставить! — сказал Алмазов брезгливо. — Пускай одевается и идет, куда ей надо.
— А если она уничтожит улику?
— Ей же хуже, — сказал Алмазов.
— А такой худенький, — сказала Лидочка вслух, с сочувствием. Президент догадался, что она говорит о нем, и выругался, а Лариса Михайловна сказала:
— Постыдились бы женщин.
Президент хотел ругаться и дальше, но Алмазов сказал:
— Доктор права, не надо переходить границ.
— Выйдите, пожалуйста, — сказала Лидочка, — мне же надо одеться.
— Еще чего не хватало! — даже обиделся президент. Можно было подумать, что он играет в игру, а Лидочка все время норовит нарушить правила.
— Правильно, — сказал Алмазов. — Давайте выйдем, Филиппов.
— Ей не во что одеваться, — сказала Лариса Михайловна. — Все было мокрое и еще не просохло.
— Дайте ей свои туфли — у вас вроде нога побольше. Чтобы через три минуты она была полностью одета.
— Но ей же нельзя!
— Я это слышал, Лариса Михайловна. Но поймите — мы на работе, мы не в бирюльки играем. К сожалению, нам известно, что гражданка Иваницкая, надеюсь, не по своей воле, оказалась втянута в грязные интриги наших врагов. Так что шутки в сторону, Лариса Михайловна. Или вы нам помогаете и этим помогаете Лидочке, к которой я отношусь с симпатией. Или мы с вами будем вынуждены говорить иначе.
Лариса Михайловна поддерживала Лидочку, ведя ее по коридору к умывальной, а остальные шли сзади и громко разговаривали.
— Вы слишком либеральны, — сказал президент. — С ними так нельзя, товарищ комиссар.
— Дурак, — ответил Алмазов. — Зато она сама оделась, а теперь как ей доказать, что она больная?
Лидочка понимала, что этот разговор ведется специально, чтобы она его слышала и трепетала. А ей было все равно. Даже интересно — что же они подозревают? Будь она здоровой, испугалась бы куда больше, а сейчас она боролась с кашлем и головной болью и в конце концов не выдержала и, повиснув на руке Ларисы Михайловны, зашлась в приступе.
Краем глаза Лида увидела, как приоткрылась дверь в девятнадцатую палату и оттуда выглянула Марта. Лицо у нее было жалкое и испуганное, а из-за ее плеча выглядывал Максим Исаевич. Дверь захлопнулась…
Пока Лидочка была в умывальной, где докторша помогала ей привести себя в порядок, чекисты молча стояли снаружи.
— Что с ним? — спросила Лида шепотом.
— Ума не приложу! — слишком громко ответила докторша.
— Все в порядке? — спросил Алмазов с издевкой, когда женщины вышли из туалетной. — Полегчало? Тогда я предложу вам совершить маленькое путешествие.
— Я ее одну не отпущу, — сказала Лариса Михайловна.
— Ради бога, — сказал Алмазов. — Мы же не садисты. Если ваш медицинский долг велит вам сопровождать ваших пациентов куда ни попадя — сопровождайте. Только чтобы потом не плакать.
Филиппов рассмеялся высоким голосом.
— Скажите ему, чтобы перестал вилять хвостом, — сказала Лидочка.
Президент осекся — с надеждой посмотрел на Алмазова.
— Я прослежу за этим. — Алмазов засмеялся. — Да не обращай внимания, — сказал Филиппову, — не обращай. У тебя тоже будут маленькие радости.
Путешествие по лестнице, а потом по нижнему коридору было долгим. Лида шла и гадала — куда ее ведут. Оказалось — к Александрийскому.
— Может, вы вернетесь? — предложила Лида Ларисе Михайловне.
— Ничего подобного, — ответила та. — Вы у меня единственный пациент.
Она тоже догадалась, куда они идут.
Дверь к Александрийскому была раскрыта. В дверях стоял рабфаковец Ваня. Везет же Марте с любовниками, подумала Лидочка. А на вид — фанатик физики.
— Как он? — спросил Алмазов.