Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Она меня не видела! — закричал Осетров. — Это все подстроено.
— Я думаю, недолго был, — сказала Роза, — может, полчаса был, может быть, побольше был.
— Пускай все уйдут, — с отвращением произнес Осетров.
— Выйдите, — поддержал его Шустов. — В самом деле, выйдите!
Женщины поочередно вышли из комнаты. Лидочка удивилась тому, как покорно вышла с ними Соколовская. Но, видно, она понимала, что при ней свидетель не стал бы говорить.
И вот они снова уселись в ряд. Розочка в середине. Она все еще не могла успокоиться.
— Зачем он так говорит? — повторяла она. — Убил девушку, да?
Лидочка положила ей руку на плечо, чтобы замолчала. Интереснее было узнать, о чем говорят в комнате.
— Расскажите мне о вашем втором визите к Елене Сергеевне, — сказал лейтенант. Голос его был ровным, будто он не прыгал только что по комнате, отлавливая Розу.
Осетров заговорил мертвым голосом, будто был под гипнозом. Наверно, ему стало все равно.
— Она звонила мне несколько раз, — сказал он. — К телефону подходила жена, Алена бросала трубку… как обычно. В конце концов жене это надоело, и она сказала мне… моя жена многое знает. Я взял трубку, и Алена мне сказала, что ей очень плохо, что она намерена убить себя и хочет со мной попрощаться. Я сказал ей, чтобы она ложилась спать, а завтра я приеду. Это было после двенадцати. Через полчаса она позвонила снова… я как раз мыл посуду. Она требовала, чтобы я приехал. В последний раз. Я наотрез отказался… как каждый бы сделал на моем месте.
— Я не был на вашем месте.
— Шантажу нельзя поддаваться, от этого шантажисты только наглеют.
— Ваша… подруга уже умерла, — сказал Шустов. Наверное, хотел таким образом поторопить Осетрова. А тот вместо продолжения рассказа начал всхлипывать, и было слышно, как Шустов наливает из графина в стакан воду, а Лидочка подумала, что у всех следователей на столе должен стоять графин.
— Я не ложился спать, я ждал нового звонка. И он был. Это был странный звонок.
— Во сколько? — спросил Шустов. — Вы заметили время?
— Примерно в половине второго.
— Расскажите подробнее.
— Она говорила невнятно, я почти ничего не мог разобрать. У меня возникло жуткое подозрение, что она все же наглоталась таблеток. И я подумал — что же со мной будет!
— Вы подумали, что же будет с вами?
— Я сказал жене, что мне надо уехать. Она категорически была против. Она предположила, что это какой-то очередной шантаж Алены. Но я очень испугался. Я позвонил еще раз, но никто не взял трубку… было занято…
— Занято?
— Я сам удивился. Позвонил еще раз… Я представил себе, что она лежит без сознания и не может дотянуться до аппарата.
— Вы поехали?
— Да, я поймал такси… У меня был свой ключ. Кстати, вот, я его хотел возвратить… наверное, лучше вам, да?
— Продолжайте.
— Я поднялся наверх, я позвонил… никто не открыл. Это совершенно ужасно, не дай вам бог… Я увидел, что она лежит… Трубка телефона у нее в руке. Дальше я действовал буквально бессознательно.
— Что вы делали?
Лидочка поняла, что Шустов продолжает записывать.
— Я взял трубку и положил ее на место.
— Почему?
— Не знаю. Но помню, как вытер отпечатки пальцев.
— Вы боялись, что вас заподозрят?
— Это наивно, но мне казалось… я был в шоке… мне казалось, что если убрать все следы моего пребывания там, то обо мне не вспомнят. Ведь мало кто видел, как я сюда приходил.
— Дальше.
— Дальше я стал искать, куда сложить все, что связано со мной. Там были мои фотографии, даже мои часы, которые она хотела отнести в починку, наручные часы… там были мои книги, две книги, я как-то занимался у нее. Потом я пошел в ванную, взял свою зубную щетку и пасту. Я очень чистоплотный человек и не выношу, когда кто-то пользуется моими вещами, и сам не люблю чужих вещей… моя щетка для волос… Я брал только свои вещи, клянусь вам.
— Этим вы ввели в заблуждение следствие.
— Но я был в шоке!
— А потом?
— Потом я ушел. Я положил все в шкатулку, которая стояла на комоде, и ушел.
— Но почему именно в шкатулку?
— Потому что я увидел ее, когда искал, куда же мне положить свои вещи.
— А Елена Сергеевна лежала там?
— Конечно, она лежала. Я старался не смотреть на нее. Я же понимал, что она сделала это нарочно, чтобы отомстить мне за то, что я не хочу на ней жениться. И потому мне надо было перехитрить ее — стереть следы. Да, это не очень хорошо, но это не преступление, и вы никогда не докажете, что это преступление…
— Я не собираюсь доказывать. Этим займутся другие. Я лишь веду дознание, — сказал Шустов. — И меня интересует: когда вы были в первый раз в квартире в тот вечер и Алена выразила желание покончить с собой, вы ничего не подкладывали в коробку с ее снотворным?
— Зачем? Я вас не понимаю…
— Хорошо, к этому мы еще вернемся.
— Что это значит?
— А когда вы приезжали ночью, вам показалось, что она мертва?
— Не показалось! Я пощупал у нее пульс! И сердце… она уже начала остывать.
В кабинете воцарилась тишина. Скрипнул стул…
— Гражданин Осетров, — сказал Шустов после долгого молчания. — Я не буду вас задерживать, хотя, с моей точки зрения, вы остаетесь подозреваемым. И надеюсь, что вы не вздумаете скрываться.
— Боже упаси. А что, есть подозрения, что Алена не покончила с собой?
— Я этого не знаю.
Опять пауза. Потом голос Шустова:
— Я попрошу вас подписаться внизу каждого листа.
— Конечно, конечно… Но если вы думаете… то вы ошибаетесь. Я не могу сказать, что в последние месяцы ее любил, но я очень хорошо к ней относился, и ее смерть… ее смерть для меня потрясение.
— Вы можете идти.
— Ах да, я совсем забыл. Я принес шкатулку. Это же чужая шкатулка. Она вам может пригодиться, как вещественное доказательство. Сейчас достану… такой неудобный рюкзак… Вот она! Держите. Это единственная чужая вещь, которую я взял в квартире у Алены.
— Хорошо, — равнодушно произнес Шустов. — Я выдам вам расписку.
— Не надо, зачем?
— Такой порядок.
«Сейчас он уйдет, — подумала Лидочка, — я войду в кабинет и смогу наконец увидеть эту злосчастную шкатулку. Если это та самая шкатулка. Только пустая…»