Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— В кармане, — сказал Сашок.
— Как в кармане? Я просил шесть банок.
— Каких банок?
— Икры. Черной икры. Сидоров знает.
— А я Сидорова не знаю, — сказал Сашок. — Не знаю я вашего Сидорова.
— Черт знает что, — сказал доцент. — Ни минуты свободной. А вы издеваетесь. Тогда что вам нужно?
— Поговорить.
— Этого еще не хватало! Мне некогда говорить.
— В ваших интересах.
— Мои интересы заключаются в том, чтобы сегодня меня оставили в покое. В двадцать три сорок у меня самолет.
— Куда? — поинтересовался Сашок.
— Куда, куда! Или вы не знаете, или притворяетесь. В Индию. Так вас не Сидоров прислал?
— Я по делу товарища Д, — сказал Сашок тихо.
— Как так по делу? В каком смысле дело?
— В личном.
— Товарищ, я не знаю, кто вы такой. — Доцент Нечипоренко говорил возмущенно, но почти шепотом. — И не понимаю, что меня может связывать с вашим товарищем Д. Я выполнил обязательства. Ко мне не может быть претензии, и попрошу оставить меня в покое.
— И не боитесь? — удивился Сашок. — Другие боятся.
— Я ничего не боюсь, потому что я честный человек и гражданин. Мне нечего скрывать.
— Тогда тем лучше, — сказал Сашок. — Могу порадовать.
— Чем?
— Давайте пройдем, — сказал Сашок. — А то здесь неудобно.
Доцент колебался. Но тут издали, из комнаты, послышался женский голос:
— Сеня, кто пришел?
— Это ко мне, от Сидорова, — сказал доцент и крепко схватил Сашка за руку, поволок его в свой кабинет.
Там был полный разор.
На обширном, как футбольное поле, письменном столе стоял открытый и почти полный чемодан, на кресле — второй, еще пустой. Многочисленные носильные вещи и разные предметы валялись вокруг.
— Вот видите, — сказал доцент, закрывая дверь. — Как и уговаривались. Сегодня отбываю. На год. Читать лекции в Аллахабаде. С ума можно сойти — ничего не успеваю.
— Слушайте, — вдруг догадался Сашок. — Неужели вы за это душу продали?
— А вы не знаете?
— Догадываюсь, — сказал Сашок. — Так я могу вам эту душу вернуть.
— Не понял, — сказал доцент, нервными движениями отыскал на столе очки и надел их.
— Вот, — сказал Сашок. — Вы писали?
Он протянул записку доценту, а сам отступил на шаг. Он уже начал привыкать к тому, что жертвы дьявола — люди нервные.
Доцент пробежал записку глазами и спросил:
— А вы кто будете?
— Я тоже гражданин, — сказал Сашок. — Нашел и решил вернуть. Ваша душа свободна.
— Та-а-ак, — протянул доцент. — А поездка?
— Откуда мне знать, — сказал Сашок. — При чем тут поездка? Вы же честный человек и гражданин.
— Совершенно верно, — согласился доцент. — А вы не от товарища Д? Вы по собственной инициативе?
— Я пойду, а? — сказал Сашок. — А то мне это уже надоело. Хочешь человеку сделать как лучше, а он сомневается. Берите свою расписку, кушайте ее, жуйте, делайте что хотите. Я вас не знаю, вы меня не знаете.
— Постойте, — сказал доцент, видя, что Сашок направляется к двери. — Так ваш номер не пройдет. Берите эту бумажку и прекратите провокации.
— Какие еще провокации? — обиделся Сашок. — Разве я похож на провокатора?
— Я не знаю, на кого похожи провокаторы. Но знаю только, что эта записка со странным содержанием мне незнакома. Да, да, я ее вижу в первый раз.
— И подпись не ваша? Кровью, — спросил Сашок от дверей.
— Подпись? — Доцент внимательно посмотрел на подпись и сказал: — Подпись производит впечатление схожей с моей, но это ничего не значит, потому что в наше время искусство подделывать подписи достигло исключительных высот.
— Чего вы испугались? — сказал Сашок. — Я вашего дьявола, может, в глаза не видел. И не собираюсь с ним встречаться.
— Меня не интересует, кого вы видели, а кого нет. — Доцент уже пришел в себя и все больше гневался. — Но меня возмущает сам факт этого нападения. Мне подсовывают сомнительную бумаженцию, в которой говорится о дьявольщине, душе и так далее. Да вы знаете, с кем имеете дело? Я — доцент, кандидат наук, член партии, народный заседатель, наконец! И вы пытаетесь убедить меня в том, что существует дьявол, а у людей есть душа. Как вы только посмели рот раскрыть!
— А что, — спросил Сашок не без ехидства, — души у людей нет?
— В том смысле, в котором вы имеете в виду, абсолютно отрицаю. Но с точки зрения гуманизма, в переносном значении, разумеется, это признается.
— А чем же вы тогда торговали?
— Учтите, я никогда и ничем не торговал. Я вообще не склонен вступать в темные сделки.
— Даже с Сидоровым? — осмелел Сашок. Он почувствовал, что за возмущенными речами доцента скрывается жуткая неуверенность в себе.
— Отстаньте со своим Сидоровым! — почти закричал доцент, но осекся, потому что в дверь заглянула полная женщина в шелковом халате, с властным крупным лицом и спросила:
— Ты меня звал, Сеня?
— Я сейчас освобожусь, — ответил Сеня, принимая гордую позу.
— Ты помни, что через три часа машина, а ты еще не сложил вещи.
— Помню, кисочка, помню, — сказал доцент. — Мы с товарищем Сидоровым сейчас.
Женщина оглядела Сашка убийственным взглядом — он ей не показался. Но ушла.
Доцент провел ладонью по взмокшему лбу.
— А она не продавала? — спросил Сашок.
— Вы с ума сошли! — отмахнулся доцент. — У нее никогда не было души.