Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
«Значит, ты, Тамара Михайловна, человек небогатый, — подумал Сашок. — Очко в твою пользу».
Он позвонил. За дверью послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась.
На Сашка глядела знакомая.
Он в первое мгновение не сообразил, откуда он знает Тамару Михайловну. Может, на юге общался. Или по работе. Но во второе мгновение Сашок понял: случилось невероятное совпадение. Эту ясноглазую женщину он видел сегодня днем. В телефоне-автомате. И даже дал ей две копейки. И даже пожалел, что уезжает и никогда ее больше не встретит. Но встретил.
И Тамара его узнала.
— Вы? — спросила она. — Вы меня искали?
Сашок страшно смутился. Он понял: Тамара имеет в виду долг. Решила, что он из-за двух копеек ее искал.
— Да вы что! — почти закричал он. — Я случайно. Я сам удивился. У меня к вам совсем другое дело.
Вдруг в глазах Тамары возник испуг. Глаза у нее были такие, что любое чувство в них отражалось тут же, будто написанное большими буквами.
— Что? Что случилось? — спросила она. — Что-нибудь с Мариночкой?
— Да не с Мариночкой, — сказал Сашок. — У меня к вам дело.
Испуг улетучился из глаз, но возникло любопытство. И осторожность.
— Не бойтесь, — сказал Сашок. — Все в норме.
— Так чего же вы стоите? — удивилась Тамара. — Вы заходите.
— Правильно, — сказал Сашок. — Мне на лестнице стоять не стоит. Он в любой момент может появиться.
— У вас неприятности? — спросила Тамара.
Она впустила Сашка, закрыла дверь. Они стояли совсем рядом, прихожая типовая, и Сашок подумал: «Какие пышные волосы. И цвет красивый, пепельный».
— Они натуральные? — спросил Сашок. Вернее, язык сам спросил — он о таком вопросе даже и не думал.
— Кто?
Тамара подняла глаза — она была на полголовы ниже. И ресницы длинные.
— Волосы натуральные или красите?
От глупости собственного вопроса Сашок покраснел, хотя вообще-то его смутить нелегко.
— Натуральные, — сказала Тамара и засмеялась.
Ей вопрос показался не глупым, а смешным.
— Красивые, — сказал Сашок.
— Вы на кухню проходите, — сказала Тамара. — В комнате не убрано.
Квартира была скромная, но чистенькая. Не надо было большого ума, чтобы догадаться: здесь живет мать-одиночка. Мужским духом даже не пахло.
На кухне тоже было чисто. Сашок не знал, как начать. Как с такой женщиной говорить о дьяволе. Но Тамара ждала.
— Я от товарища Д., — сказал Сашок. — С распиской.
— Ой, — сказала Тамара и ухватилась за стену. — Неужели он передумал?
— Никто не передумал, — сказал Сашок. — Ничего страшного. Все в порядке. У меня ваша расписка. В ней написано, что вы этому, простите, мерзавцу продали свою душу. А я нашел. Случайно. И думаю — надо помочь человеку. Вот ваша расписка. Берите, рвите, жгите, и дело с концом. Вы свободны.
Тамара глядела на Сашка, широко открыв ясные зеленые глаза, смотрела с таким тихим ужасом, что Сашок оторопел.
— Что? — спросил Сашок. — Чем он вас держит?
— Мариночка, — сказала Тамара. — Мариночка моя, девочка…
— Что с ней?
— Она могла погибнуть, — сказала Тамара. Глаза ее наполнились слезами, но слезы не падали, висели на длинных ресницах. И была она так мила и беззащитна, что Сашок еле удержался, чтобы не обнять молодую женщину, не утешить ее по-мужски.
— Нет, — сказала Тамара. — Я умоляю вас, не возвращайте мне эту записку. Я не могу! Мой ребенок погибнет. Моя душа — ничто по сравнению с тем, что может случиться. Пожалуйста, верните ее товарищу Д. Пожалуйста, не губите моего ребенка.
— Ну вот, — сказал Сашок. — Я же хотел как лучше.
— Я понимаю, я не сержусь, только, пожалуйста… Поймите, я растила Мариночку без отца, я вкладывала в нее все, что могла. И когда случилось это и я поняла, что ребенок погибнет, я пошла на все — я готова была вырвать из своей груди сердце, только чтобы спасти ребенка.
Тут слезы сорвались с ее глаз и застучали об пол.
— Я понимаю, — сказал Сашок. — Ради жизни ребенка на что не пойдешь. Вы простите, я не в курсе, я не знал. А как девочка, выздоровела?
— Пока все в порядке…
И тут раздался звонок в дверь.
Сашок насторожился. Шагнул на кухню — есть ли какое оружие, — свою жизнь он дешево не отдаст.
Звонок звучал настойчиво, будто пришли с обыском.
— Это она, — сказала Тамара, вытирая глаза.
— Это за мной! Не открывайте!
— Нет, это она, — сказала Тамара и побежала к двери. Сашок схватил скалку и встал за косяк.
Но оказалось — в самом деле ложная тревога.
В дверях стояла девочка лет десяти, на вид усталая, но здоровенькая, без следов страшной болезни, ради которой мать пошла на такую жертву.
— Как ты? — Мать кинулась к ней радостно.
— Мама, — сказала девочка укоризненно, — ты опять суетишься?
Она взглянула на Сашка, но больше не обращала на него внимания, словно он был мебелью.
— Я так скучала, — сказала Тамара. — Ужинать тебя ждала.
Тамара начала метать на стол посуду, про Сашка она тоже забыла. Девочка тем временем кинула на стул большую спортивную сумку и пошла мыть руки. Стол был накрыт на одну персону, но накрыт шикарно, с салатами, куриной котлеткой, сметанкой и так далее.
Девочка вышла из ванной, прошла за стол, села, оглядела этот праздничный стол и сказала:
— Мне только котлетку. И фрукты. Груш купила?
— Не было груш, деточка.
— Евгения Осиповна сказала: вечером грушу.
— Я сегодня после работы не успела на рынок.
— В следующий раз успей, — сказала девочка. — Пока что я съем только котлету, и завтра же Евгения Осиповна узнает, в каких условиях я нахожусь в доме.
— Мариночка, — умоляла Тамара. — Только не это! Ты же знаешь, как Евгения Осиповна будет сердиться.