Веселое мореплавание Солнышкина (Приключения Солнышкина - 1)
Шрифт:
– Молодцы!– раздался голос Перчикова.– Молодцы, хорошо работаете!– В руках у него было ведро.– Может быть, ведром помочь? Плавали-Знаем выпрямился, окинул море взглядом. В это время старый Бурун повернул судно, и волны громоздились с другой стороны.– Кажется, переборщили!– сказал Плавали-Знаем.– Ну-ка, поменяемся местами. Справа налево! Пальцы у Солнышкина уже не разжимались. Он опустился на колени, но продолжал работать так, что тельняшка трещала по швам. На руках лопнули мозоли. Наконец Плавали-Знаем, посмотрев на море, сказал: - Ну вот, теперь, мне кажется, порядок, ребята.– Ну нет, что вы!– крикнул Перчиков.– Разве вы не видите, что с левой стороны на одно ведро больше?– Он подошёл к борту и, зачерпнув воды слева, выплеснул её направо.– Вот теперь порядок!– сказал он.– Порядок!– устало процедил Плавали-Знаем.– А ведь найдутся ещё такие, что скажут, будто впустую работали. Найдутся! Плавали - знаем!
КАЮТА ДЛЯ ИНДИЙСКОГО ПОПУГАЯ
Всю ночь судно бросало с волны на волну. За иллюминаторами грохотало, и по стёклам били брызги.– Держись крепче!– кричал Перчиков и хотел привязать Солнышкина к койке. Солнышкин упирался то ногами, то головой в переборку, и ему казалось, что внутри у него взад и вперёд перекатываются гружёные вагонетки. Но к утру шторм успокоился. И Солнышкин враскачку вышел на палубу. Море было зелёным и так пахло арбузами и свежими огурцами, что из него можно было делать салат. Волны были белыми, лохматыми и прыгали у борта, как пудели в цирке. Солнышкину хотелось по-свойски потрепать их по загривку. Он перегнулся через борт, но тут за спиной раздался голос Перчикова: - Любуешься природой? А наверху баталия! Солнышкин побежал за Перчиковым. В коридоре стоял гам. Полкоманды толпилось около каюты уборщицы Таи. Каюта находилась возле капитанской. Тая стояла с чемоданчиком и узелком и утирала глаза. В дверях топтался капитан с клеткой в руках. Перчиков возмущённо взмахнул руками: - Из-за какого-то попугая переселять человека!– Не из-за какого-то, а из-за ценного. Он куплен у факира в Индии!– с усмешкой возразил Плавали-Знаем.– Не имеете права!– Послушайте, Огурчиков, - Плавали-Знаем многозначительно поднял палец, вы мне надоели...– Во-первых, не Огурчиков, а Перчиков!– оскорбился Перчиков.– А во-вторых, мы будем жаловаться начальству!– Начальство вас готово выслушать, - сказал Плавали-Знаем. Он повесил клетку на вешалку, запер каюту и опустил ключ в карман. И попугай опять показался Солнышкину очень знакомым. Тая взяла чемоданчик и, всхлипывая, пошла к молоденькой буфетчице Марине, которая поддерживала её под руку. Толпа зашумела. Все были возмущены. И только артельщик сверкнул зубами: - Будь я капитаном, я бы отхватил себе не одну каюту, а все четыре!– И кривыми ногами он начал выписывать твист.– Прекрати!– крикнул Перчиков.– А-а, Огурчиков, вам не нравится?– засмеялся артельщик.– Вертится, как камбала на крючке!– обозлился Перчиков и сплюнул. Боцман только посмотрел под ноги, но промолчал.– А может, попугай и вправду особо ценный?– сказал он, вздохнув.– Будь он трижды индийский...– начал Перчиков. Но тут из-за двери на чисто русском языке раздался крик: "Загоню дурака! Доведёт до милиции!" Загоню дурака, доведёт до милиции!" Все переглянулись, раскрыв от удивления рты. А Солнышкин вдруг щёлкнул себя по лбу: - Вот оно что! Он сразу же вспомнил шумную барахолку на сопке, старую спекулянтку и, конечно же, знаменитого попугая из Индии.– Ну, всё!– сказал он и сжал кулаки.– Что - всё?– озадаченно спросил Перчиков.– Всё!– твердо ответил Солнышкин. Что "всё", он ещё не решил и сам, но кулаки его были готовы к бою.
ПАРТИЗАНСКИЕ ДЕЙСТВИЯ НА ПАЛУБЕ ПАРОХОДА "ДАЁШЬ!"
Солнышкин сидел на палубе и суричил царапины. Он опускал кисть в большую банку с красным суриком и мазал палубу. Палуба становилась красной, как пожар. Руки и щёки у него тоже были красными. Ветер раздувал его чубчик и приклеивал волосы к щекам. Солнышкин отдирал их и ещё больше размазывал краску. Он всё не мог успокоиться: выжить человека из-за какого-то попугая... Сперва он решил обляпать Плавали-Знаем с ног до головы суриком. Потом этот способ показался Солнышкину неподходящим. Он размашисто поставил кистью на палубе крест. Потом еще один, а за ним и третий, так как забраковал ещё два придуманных способа.– О чём ты задумался?– забеспокоился подошедший Перчиков.– У тебя вся палуба в крестах!– Задумаешься!– А в чём дело?– Дело в том, что я кое-что знаю. Помнишь, я рассказывал тебе про барахолку, про свои приключения?– А как же!– с достоинством ответил Перчиков. Память ему никогда не изменяла...– Так вот. Этого капитанского попугая я уже видел.– Где?– На барахолке!– И Солнышкин рассказал ему про встречу со знаменитым попугаем.– Эй, братцы, о чём вы там шепчетесь?– раздался вдруг рядом бас. Это огромный машинист Мишкин только что кончил смазывать лебёдку и, присев рядом с Солнышкиным, поставил сбоку банку с жёлтым, как вазелин, солидолом. Солнышкин ещё раз пересказал историю с капитанским попугаем.– Ну, ты сам не очень-то воюй!– сказал Перчиков.– Мы его на общем собрании...– На собрании!– хохотнул Мишкин.– На-солидолить бы ему и артельщику пятки, чтобы катились по шарику до самого полюса, - вот и все собрание!– Как ты сказал?– переспросил Солнышкин и насторожился.– Насолидолить бы, говорю, пятки, - повторил Мишкин и пошёл искать папиросу, потому что никак не мог отвыкнуть от дурной привычки курить. Следом за ним ушёл по своим делам Перчиков, а банка с золотистым солидолом осталась стоять рядом с Солнышкиным... Когда Мишкин вернулся, выпуская колесики дыма, банки уже не было. Мишкин, недоумевая, потоптался около Солнышкина, пожал плечами и пошёл к лебёдке. Он оглядел лебёдку, посмотрел под скамью, но банки нигде не было.– Вот ещё артистка!– усмехнулся Мишкин и побрёл в машинное отделение. Солнышкин как ни в чём не бывало продолжал усердно суричить палубу. И никто, даже Перчиков, не смог бы догадаться, что он никак не дождётся наступления вечера. Наконец солнце село, и наступила темнота. Боцман с командой отправился в столовую, и оттуда тотчас раздался весёлый стук домино и крики: "Дупель два!", "Есть два - четыре!". Перчиков пошёл на вахту в радиорубку. Потом по трапу прогрохотали тяжёлые сапоги. Это Плавали-Знаем поднялся в рулевую. И Солнышкин, оглядываясь, выбрался на палубу. Над головой висела луна и перемигивались звёзды, будто знали что-то весёлое. Солнышкин подошёл к грузовику, открыл дверцу и вытащил из кузова банку. Теперь начиналось самое опасное. Он снова заглянул в коридор. Там никого не было. Вверху тускло мерцали ночные лампы. Солнышкин быстро пошёл вперёд. Около каюты с попугаем он нагнулся и стал размазывать солидол по палубе. И тут невдалеке раздалось какое-то лопотанье и вкусно запахло. Это артельщик тащил Плавали-Знаем собственноручно сваренные сардельки. "У, подхалим!– зло подумал Солнышкин.– -Помешал!" Едва он успел вбежать в свою каюту, как за углом раздался толстый шлепок, крик, будто квакнула жаба, и мимо Солнышкина пролетела пара горячих сарделек. Артельщик поскользнулся на солидоле и прокатился на спине. На шум из рубки выглянул Плавали-Знаем и удивлённо открыл рот, чтобы спросить у артельщика, что он делает. Но тут же одна капитанская нога скользнула вперед, вторая промчалась впереди первой, задралась чуть не в потолок, и Плавали-Знаем шлёпнулся на палубу.– Так вот что ты здесь делаешь!– прохрипел он, уставясь на артельщика и сжимая кулаки.
– Да я сам чуть не отбил печёнку!– возразил тот.– Это кто-то из машинистов наследил. Я нёс сардельки. Вкусные, очень вкусные. Вот, попробуйте!– Он с улыбкой подобрал валявшуюся у ног сардельку и протянул Плавали-Знаем.– Чудесная сарделечка!– Что?!– Вкусная!– И артельщик торопливо сунул сардельку себе в рот.– Шагай отсюда!– В один миг, в один миг!– залебезил артельщик и, улыбаясь, начал пятиться за угол. Плавали-Знаем поковылял к каюте, где жили Тая и буфетчица.– Откройте!– ударил он в дверь кулаком. Дверь приоткрылась, и из неё, как из скворечника, выглянула Таина голова.– Убрать!– показал Плавали-Знаем на перепачканный солидолом порог её бывшей каюты.– Ночью?– удивилась Тая.– А почему?– А потому, - пробурчал Плавали-Знаем, потирая место, на которое только что шлёпнулся. Один глаз у него спрятался в щёлку, будто прицелился, а второй готов был выстрелить, как пушечное ядро. Тая, тяжело вздыхая, стала мыть палубу, а Плавали-Знаем протопал снова на мостик. "Ну ладно, я тебе ещё не то покажу!– подумал Солнышкин. Всё это время он выглядывал из-за двери и еле сдерживал смех.– Я тебе покажу, как по ночам гонять людей!" Как только Тая скрылась за углом, он снова бросился к каюте Плавали-Знаем и начал заново мазать палубу. Но вдруг нога у него самого поехала назад, и он встал на четвереньки. И тут взгляд его упал на руку: на запястье был старый бронзовый компас. Стрелка его, обычно точная, теперь бегала и качалась из стороны в сторону. Будто хотела сказать: "Ай-яй-яй, молодой человек как вам не стыдно!" Солнышкин удивился, привстал, и тут вправду раздался укоризненный голос: - Ну и ну! Вот это партизан! Он оглянулся. Сзади него стояла Тая.– А я ничего, - сказал Солнышкин.– А это что?– И Тая показала на руки, с которых медленно капал солидол. Она бросила тряпку и сказала: - А ну-ка, пойдём в каюту... И смущённый Солнышкин отправился за ней. В это самое время Мишкин вышел из машинного отделения. Он прошёлся по коридору и вдруг почувствовал, как о его ногу что-то трётся.– Брысь!– сказал он, так как не мог терпеть бродячих котов и кошек, хотя на пароходе их не было и в помине. При тусклом свете машинист разглядел пропавшую банку с солидолом. От вибрации она вздрагивала и медленно двигалась по палубе.– Вот артистка!– воскликнул Мишкин и подхватил её.
НЕ НАДО МОЛЧАТЬ!
Солнышкин просунул в дверь голову. На койке сидела тоненькая буфетчица Марина и быстрыми спицами вязала цветную варежку. Солнышкин прибавил баску и спросил: - Можно?– Можно, - ответила Марина и кивнула круглой, как кокосовый орех, причёской. Солнышкин прошёл за Таей в каюту. Руки он спрятал за спину.– В чём дело, Солнышкин?– удивилась Марина и подняла большие зелёные глаза. Солнышкин покраснел, не зная, что ответить.– А это он мне помогал убирать, - усмехнулась Тая. Она протянула Солнышкину кусок мыла и открыла кран с горячей водой. Солнышкин мыл руки, а Тая тихо вздыхала: - Вояка ты, вояка! И зачем с ним связываться, шума не оберёшься! Лучше его не трогать!– Лучше не трогать, - подтвердила Марина, словно всё поняла, и опять склонилась над клубком.– Как это - не трогать?– Так, - вздохнула Марина, - а то он ведь жизни не даст!– Вот и не даст, если будете молчать!– воскликнул Солнышкин.– Ну ладно, - вздохнула Тая.– Ладно... Надо пойти вымыть палубу.– И глаза её смотрели тихо и устало.– Не надо, - сказал Солнышкин.– Спокойной ночи!– И он решительно шагнул за дверь. Кругом была тишина. Спокойно светили лампы. Внизу по-паровозному ухала машина. Все спали. Только радист Перчиков не снимал наушников в радиорубке. Перчиков никому не говорил, что мечтает стать космонавтом и поплавать по марсианским морям, и каждый день после работы он сидел и вслушивался в доносившиеся сигналы спутников. И сейчас он слышал их быстрый писк. За иллюминатором в темноте горели звезды, вокруг простирался чёрный океан, и Перчиков чувствовал себя почти на борту космического корабля. А внизу, в коридоре, его друг Солнышкин крепко сжимал швабру и натирал палубу. Ему было немного грустно. И потому, что из-за него обидели Таю, и потому, что где-то грустит его бабушка. И он тёр палубу так, как будто помогал им обеим. И странно: чем сильнее двигал он руками, тем точнее стрелка компаса показывала на север.
ЗВЁЗДНАЯ НОЧЬ
Боцман Бурун никак не мог уснуть. Когда он проигрывал несколько партий в домино, то с грустью думал, что через год ему уходить на пенсию. А что он будет делать на берегу, Бурун никак не мог представить. Тогда он потихоньку отправлялся в подшкиперскую и перебирал своё хозяйство. В борт гулко стучали волны, и он под этот приятный для него шум рассматривал каждую тряпушку и каждый гвоздик. Бурун любил свой пароход. В этот раз боцман, войдя в подшкиперскую, взял в руки почти новенький пульверизатор для окраски стен, наполнил бачок красной краской и вздохнул: - Хоть напоследок поработаю по-новому... Он вытащил пару старых вёдер и стал их обрызгивать краской. Дверь была открыта, краска садилась на вёдра, а мелкая пыль при каждом толчке разлеталась с ветром по палубе. В это самое время Солнышкин закончил уборку и собирался ложиться спать, но в коридоре столкнулся с Перчиковым.– Солнышкин, Солнышкин! Ты только посмотри, какие сегодня звёзды! Перчиков открыл дверь и потянул Солнышкина на палубу. От усталости у Солнышкина уже склеивались глаза, но морской ветер сразу взбодрил его. Небо было полно громадных звёзд - таких Солнышкин ещё и вправду никогда не видел, даже у себя в тайге. Большая Медведица, сверкая, садилась на самый нос парохода, созвездие Скорпиона угрожало ярко сверкающим голубым хвостом. И всё это отражалось в шумящем бесконечном море. Солнышкин замер в восторге. А Перчиков не унимался: - Смотри (через всё небо пролетал маленький розоватый спутник). Когда-нибудь мы с тобой тоже полетим на какую-нибудь планету, туда, в глубину космоса!– И Перчиков положил руку Солнышкину на плечо. Он в первый раз делился своей мечтой и ни капельки не стеснялся.– Полетим!– сказал Солнышкин и добавил: - Если там будет море.– И вдруг Солнышкин грудью навалился на борт.– Смотри, смотри!– крикнул он и потянул Перчикова за руку. Из морской глубины к самому носу парохода поднимались таинственные зелёные ракеты. За ними тянулось голубое пламя и мчались искры. Казалось, они сейчас поднимутся вверх и умчат к звёздам. Но они не отрывались от воды и уверенно парили впереди парохода.– Это дельфины, - сказал Перчиков и мечтательно вздохнул: - Эх, Солнышкин, сколько интересного будет ещё на земле! Представляешь, человек договорится с дельфинами, человек войдёт в океан! Представляешь, мы с тобой плывём в глубине океана! У Солнышкина по спине поползли мурашки.– Как человек-амфибия?– спросил он.– Человек-амфибия был одиночка, а нас двое, - сказал Перчиков и похлопал Солнышкина по плечу.– И понимал он только одного дельфина, а мы будем понимать всех. Во всех океанах. Пароход шёл вперёд, поднимая нос к звёздам, взрезая волны. И Солнышкину казалось, что весь мир летит ему навстречу. В правую щёку ему бил ветер. Он повернул к нему лицо, и теперь прохладные брызги освежали и лоб, и губы, и нос. И конечно же, ни Солнышкин, ни Перчиков не слышали, как боцман Бурун всё нажимал и нажимал на кнопку пульверизатора.
СНОВА КОРЬ!
Доктор Челкашкин заканчивал ночной обход. Он прислушивался к дыханию спящей команды и наконец дошёл до каюты Перчикова и Солнышкина. В каюте никого не было. Но тут отворилась дверь коридора, и Перчиков с Солнышкиным появились на пороге.– Принимали воздушные ванны?– спросил Челкашкин.– Молодцы! Полезно! И вдруг лицо его побледнело, нахмурилось: указательным пальцем доктор повернул голову Солнышкина налево, потом направо, внимательно посмотрел ему в глаза и воскликнул: - Снова корь! Самая настоящая корь. Немедленно в изолятор! Перчиков посмотрел на друга и грустно присвистнул: всё его лицо было покрыто мелкой красной сыпью.– Да, угораздило!– вздохнул Перчиков.– Моряков, Солнышкин...– Вы ещё стойте?– изумился Челкашкин.– Вы хотите, чтобы на всю команду распространилась эпидемия?– И он потащил Солнышкина в изолятор. Солнышкин не успел опомниться, как за его спиной захлопнулась белая дверь с красным крестом. Вокруг запахло лекарствами. Челкашкин включил свет и сказал: - Вот койка, вот табуретка и всё остальное. До завтра спать. Иллюминатор не закрывать: свежий воздух полезен во всех случаях! В это время раздался стук в дверь, и жалобным голосом Перчиков спросил: - Доктор, а передачи приносить можно?– Никаких передач!– энергично ответил Челкашкин, выходя ему навстречу, и захлопнул за собой дверь. Солнышкин остался один. Он присел на жёсткую койку и опустил голову. Только что он с Перчиковым мечтал о море, о далёких планетах, только что перед ним летели дельфины... Он посмотрел в иллюминатор и вздохнул. Там, в нескольких метрах отсюда, их каюта, где, наверное, сейчас грустит Перчиков. Солнышкин представил попискивание приёмничка, уютный свет лампочек, и ему стало совсем горько. Вдруг ему показалось, что за иллюминатором кто-то царапает о переборку. И тотчас внизу раздался шёпот: - Солнышкин! Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.– Солнышкин!– раздалось снова.– Иди сюда! Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.– Что ты делаешь?– ужаснулся Солнышкин. Ведь один миг - и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал: - Тихо...– И протянул подушку: - Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке. Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.– Спасибо, Перчиков, спасибо!– крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул. В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать. Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов. А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу. Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать стойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.– В изолятор!– произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью. Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал: - В изолятор! В изолятор! И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.– Момент, - сказал Челкашкин, - спокойно! Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.– Медицина!– улыбнулся Челкашкин.– Медицина, - засмеялся Перчиков. И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.
А ВСЁ-ТАКИ АРГЕНТИНА БЫЛА В АМЕРИКЕ
Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню "Бананы ел, пил кофе на Мартинике". В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: "Ничего, ничего". Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе "Африка" и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс: - Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины... Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке! Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.– Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины...– начал Плавали-Знаем снова.– Но Аргентина находится в Америке, - сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы. Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него: - Где-где?– В Америке, - твердо ответил Солнышкин.– Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина. Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: "Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке", но его опередил Федькин.– Конечно, в Америке, - сказал он.– Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились!– закачал головой Плавали-Знаем.– Я никогда ничему не...– Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: - А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно? Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог. Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс: - А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.– Ну хорошо, - многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем.– Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту! Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной. Солнышкин вытирал палубу и думал: "Ничего, хуже, чем с ним, не будет". Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.– В первом порту, в первом порту...– пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу. Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе "Даёшь!" не произошли куда более важные события.
НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ
В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной. Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами... И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали. "Что за чушь?– подумал Перчиков.– Видимо, их заслоняет какой-то предмет". И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк! Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился. "Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность", - думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту. "Вот так Перчиков! Вот это Перчиков!– нахваливал он сам себя.– Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!" Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.– Что ты ищешь?– спросил с верхней полки Солнышкин.– Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков. На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка. Наконец Перчиков вытащил какую-то плёнку и шлёпнул ею об стол.– Вот она! Ну, теперь держись, Бурун! Старый боцман спал за перегородкой и ничего не подозревал. Он видел уже десятый сон и выпускал тоненькие струйки храпа. Ему снились якоря, спасательные круги, штанина, которая болталась на антенне, и над всем этим кружились чайки. Вдруг чайки разлетелись. Боцман вскочил и схватился за голову. Где-то рядом раздался знакомый крик: "Ну-ка, где этот старый хрыч? Опять утащил у меня юбку на свои тряпки? Открывай каюту!" И в дверь постучали. Боцман побледнел. Он узнал бы этот стук из десяти тысяч стуков. Но никак не мог сообразить, откуда в Тихом океане, посреди Охотского моря, объявилась его старуха. Бурун нащупал ногами тапочки и побежал к двери. Сперва он приоткрыл её только немного и поглядел в щёлку одним глазом. Потом открыл дверь пошире и высунул голову. Старухи не было!– Фу-ты!– сказал боцман.– Вот так приснилось! Он вытер пот и снова забрался на койку. Но едва он задремал, как снова услышал самый настоящий стук и самый настоящий старухин голос закричал: "Что, прячешься? Ну погоди, я до тебя доберусь!" Сонный Бурун выскочил босиком в коридор, промчался из конца в конец. И вдруг остановился возле каюты Перчикова. Голос доносился оттуда. Боцман изо всей силы распахнул дверь и влетел в каюту. На койках давились от смеха Солнышкин и Перчиков. А на полу с магнитофонного диска продолжали слетать грозные старухины крики. Растерянный Бурун замигал глазами, надулся. Но потом почесал за ухом и зевнул: - Ладно, в расчёте! Спать ему уже не хотелось. Он даже сам стал посмеиваться над собой и над своей старухой. Но тут Солнышкин вскочил с койки с горящими глазами и шёпотом выпалил: - Слушайте, слушайте! А голос начальника пароходства есть?– А как же!– сказал Перчиков.– Да ещё какой!– Что я придумал!– произнёс Солнышкин. Он прикрыл дверь и стал говорить что-то такое, отчего Бурун и Перчиков громко прыснули, приговаривая: - Вот это да! Вот это здорово! Выдающаяся мысль!
СТРАШНЫЕ ВОЛНЕНИЯ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ
В кают-компании парохода "Даёшь!" шёл обед. Было солнечно и свежо. Все иллюминаторы были распахнуты, и за ними сверкали вершины Курильских островов. Ножи и вилки на белой скатерти горели от солнца ярче всяких драгоценностей. Из тарелок поднимался пар. За столом слышалось весёлое похрустывание. У всех был замечательный аппетит. Марина едва успевала подавать добавку. Плавали-Знаем с хрустом всадил длинные зубы в сардельку.– Пятую ест, пятую!– раздался за дверью восторженный шёпот. Это Стёпка-артельщик, потирая руки, чуть не лопался от счастья: наконец-то ему удалось угодить начальнику! Все сделали вид, что ничего не расслышали, и продолжали работать вилками. Напротив Плавали-Знаем сидел доктор Челкашкин и ловко резал сардельку, словно делал операцию. Он нарезал её на мелкие кусочки, по одному отправлял их в рот и тщательно пережёвывал.– Аппетит у доктора как у комара!– сострил Плавали-Знаем.– Чрезмерное увлечение едой нередко приводит к смертельному исходу, ответил Челкашкин и отправил в рот кусок сардельки.– Зато кое у кого небывалый аппетит на всё: на сардельки и на каюты, сказал Перчиков. Он уже доел свою порцию. Плавали-Знаем промолчал.– А до начальства эта история с каютой обязательно дойдёт, - снова затеял разговор Перчиков.– Чихали мы на начальство!– не вытерпел Плавали-Знаем.– Слышали! Чихали!.. Но тут в коридоре послышался странный окрик. Все переглянулись, а Плавали-Знаем вскочил и быстро одёрнул мундир. Где-то возмущался начальник пароходства. "До каких пор будет этот беспорядок?– кричал он за стенкой.– Опять эти бочки на палубе?" Но через секунду всё пропало, будто ничего и не было. Плавали-Знаем осторожно оглянулся, потом, усмехаясь, посмотрел на Челкашкина и сказал: - Разыгрываете? Опять ваши фокусы, доктор?– Чревовещанием не занимаюсь, - ответил Челкашкин и вытер губы салфеткой. В это время на палубе начался такой шум, что и у Челкашкина лицо стало насторожённым. "Опять грязь, опять эти бочки!– кричал начальник пароходства. Немедленно вызвать капитана! И нечего меня уговаривать". Плавали-Знаем побледнел, вытянулся и шагнул в коридор. Начальника не было. "Прячут", - подумал Плавали-Знаем. Он осторожно поднялся в рубку, обошёл все помещения, но начальника не обнаружил. "А может быть, всё это померещилось?– подумал Плавали-Знаем и усмехнулся.– А может..." Но тут он вспомнил громовые слова начальника, и сомнения снова навалились на него: "А вдруг всё это на самом деле? Вдруг...– Неожиданная страшная мысль поразила его.– Может быть, это специально подстроено? Морякова вместо больницы - домой. Меня - сюда. А передо мной - незаметно - начальник пароходства для инспекции?" Он заметался по коридору, но тут же взял себя в руки. "Плавали!– подумал он.– Выкрутимся!" И громко, так, чтобы все слышали, крикнул: - Боцман, боцман! Бурун словно вынырнул из-под ног. И тут же услышал громовой приказ: - Бочки немедленно за борт! Боцман крикнул: - Солнышкин, за мной! И они отправились выполнять приказ.