Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
Уломать эту чудную бабу было невозможно, и сват, рассердившись вконец, сказал ей:
— Ладно уж, раз так, уйдём мы. Только смотри, чтобы дочка твоя в девках не осталась! Идём, Карамаша, отсюда, ну их, не перевёлся ещё женский род на свете!
— Хозяин!
— Батоно!
Еле взгромоздились мы по узеньким ступенькам ещё не отстроенного дома. Крыши у него не было, меж стен ветер гулял, валялись кругом необструганные доски. По всему было видно, что долго ещё дом стоять будет непокрытым. Я собрался уходить так и не посмотрев девушку. Ежели
— Ты что, девочка, бумагой стол чистишь, — напустилась на неё мать, — не знаешь разве, что к бедности это, — а потом продолжала шёпотом… — Вот негодница, чтобы руки у тебя отсохли, понадобилось ей стол чистить. Гости ещё бог весть что подумают, а угощаться-то нечем…
Услышал эти слова сват и улыбнулся кисло. Девушка, смутившись, отошла.
Хорошо, что она не дочиста стол вытерла. Не то, вероятно, семья бы совсем по миру пошла.
— Куда это ты меня привёл, парень? — упрекнул я свата.
— Правда, на ней лохмотья, но сама она на ангела похожа. Приодеть её хорошенько, так под стать царице будет. Погляди, настоящий ангел!
— Да, но слишком красивая жена тоже не годится, — поддел я свата.
— Дочь бедных родителей будет хорошей женой, — возразил тот.
— Э, дорогой, одной любовью сыт не будешь!
Шёл я и думал о том, как несправедливо устроен мир. Одним бог дал только красоту, другим только богатство. Поведал я свои мысли Кечо, а он и говорит мне в ответ:
— Теперь, дружок, я тебя к такой девушке сведу, у которой и то и другое имеется. Только ты уж не плошай, в оба смотри. Тётка её вырастила, бездетная, отцова сестра. Такая девочка! Потинэ зовут, куда она не ступит, всюду розы расцветают.
— И зимой?
Смейся, смейся, посмотрим, как ты глаза вылупишь, когда её увидишь. У неё не щёки, а рай земной, и тётушка-вдова не хуже племянницы.
— Хозяин!
— Батоно?
С балкона свесилась девушка. Она и вправду была прекрасна. Высокая грудь трепетала под лёгкой тканью одежды, а нежную кожу, казалось, утюгом выгладили. Атласные щёчки обрамляли пряди чёрных вьющихся волос…
— Нравится?
Я довольный провёл рукой по усам.
— Это мне подойдёт!
— Ещё бы.
— Хороша, слов нет, эдакое яблочко наливное, так и хочется за щёчку укусить.
— Ты только с умом действуй, а уж остальное не твоя забота, помогу я тебе это яблочко укусить, а не сумеешь, как надо, так придётся издали слюнки глотать.
От ворот до самого дома дорожка была посыпана мелкими камешками и обсажена по краям ирисом. Зимнее солнышко озаряло чисто подметённый двор. На пороге дома нас встретила тётка Потинэ Сусанна. Это была маленькая красивая женщина с тонко выщипанными бровями и высокой,
— Пожалуйте, батоно, пожалуйте! — приветствовала она нас так кокетливо и ласково, словно пеклась не о счастье племянницы, а сама замуж собиралась.
От такого обращения и я осмелел. Поздоровался с женщинами за руку, а Потинэ даже несколько приятных слов сказал.
— Девочка, кто тебя вырастил такой красивой?
— Она! — указала Потинэ пальцем на корову, которая мирно грелась во дворе на солнышке. — Правда, правда, с того времени, когда мама меня от груди отняла, я всё только её молоко и пью, — сказала она и звонко рассмеялась, знала, негодница, что смех её очень красит.
Я понял, что у этого ангела жало во рту острое. «Будь осторожней, Караман», — сказал я себе.
— Как поживаешь? — обратилась Сусанна к Кечо как к старому знакомому.
— Поживаю так, как мне и следует… — двусмысленно ответил сват.
— А всё-таки?
— Живу как все, что долго рассказывать.
— Слышала, близнецы у тебя родились, поздравляю.
— Спасибо.
— Ну давай выкладывай, знаю, без дела ты не пришёл бы.
— Друг мой жениться задумал, так вот и пришли мы твой цветочек посмотреть…
— Этот цветочек, Кечо, много пчёл привлекает, мёду только не даёт.
— Ничего, я такую пчёлку привёл, думаю, она не откажется.
— Посмотрим. Дай-то бог! Должна же она в конце концов замуж выйти.
Заметил я, что Потинэ к разговору прислушивается и обратился к ней:
— И чего ты, девочка, притихла, словно перепёлка, скажи что-нибудь, слово вымолви. Нравлюсь я тебе?
Ответа не последовало.
Повеял в это время ветер и раскачал ветки шиповника, растущего у ограды.
— Что же ты, как шиповник, головой качаешь? Да или нет?
Шиповник опять упрямо раскачивается…
Потинэ как-то странно взглянула на меня, губу оттопырила, повернулась к нам спиной и в дом пошла. Мы за нею.
— Что, недотрога, и он тебе не понравился? Парень как картинка, чего ещё надо? — всплеснула руками Сусанна.
Потинэ головой покачала.
— Ну, дорогая, царевич сюда не пожалует, этого ты не жди. Видно и впрямь суждено тебе в девках оставаться.
— Больше б горя у меня не было!
— Может, в монашки постричься решила?
— Лучше богу служить, чем какому-то мужлану с волосатой грудью!
Я тотчас же стал себя поспешно оглядывать, но никакого непорядка не обнаружил, архалук мой был застёгнут наглухо.
— Горькие слова ты говоришь, роза, — сказал я девушке.
— Забыл, что у розы шипы бывают?
— Если розу никто не сорвёт, увянет она и черви её съедят.
— Не твоя это печаль!
— Солнце тучами не скроешь, оно всё равно видно. Полно тебе меня мучиать, не играй со мной, знаешь ведь, что нравишься ты мне.
— Не к чему мне с тобой играть! Не тешь себя надеждой понапрасну, — сказала она и ушла от меня в комнату. Словно гром с неба ясного был для меня её уход.