Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Ав-ав-ав! — рычит овчарка и всё норовит вырваться из своего плена.
— Да замолчи ты, волчья сыть! Врага от друга не отличает! Пожалуйте, пожалуйте, дорогие!
Я ещё раз посмотрел на собаку. Проклятие хозяйки относилось явно не к ней, какой бы её волк поборол?!
Вскоре появился и отец семейства. Принёс на веранду стулья.
— Сюда садитесь, дорогие. Позавтракали небось, однако в дороге и проголодаться недолго. Я сейчас… Допа, Допа, Допина! Девочка, развлекай гостей, чтобы не соскучились.
На балконе появилась довольно-таки перезрелая
Допина слегка кивнула нам и остановилась.
— А ну-ка, девочка, давай, сообрази что-нибудь быстренько, пока я бычка заколю, да скажи-ка матери, чтобы воду для поросёнка на огонь поставила. Прохладновато ещё, согреться не мешает, думаю, пропустим стаканчик-другой…
— Минуточку, батоно, всё будет, — сказала девушка и вошла в дом. Ещё я заметил, что в ушах у неё были дырочки, вероятно, для серёжек, наверное, надеется, что муж ей их повесит, золотые, блестящие…
Девушка замешкалась, тогда хозяин сам ворвался в комнату и прытко вынес оттуда небольшой столик. Затем он принёс бутылку с водкой и поболтал ею:
— Смотрите, какая цепь! Когда мою собаку не удержать железной цепью, я её той водочной цепью к месту привязываю, — засмеялся он.
— Батоно Ермолоз, вы, вероятно, шутить изволите?
— Ну да, шучу, шучу, конечно, давайте-ка по одной выпьем для аппетита, — поднял полный стакан. — Сладкой вам старости!
Я выпил, и дух у меня захватило.
— Не водка, огонь сущий, уф, уф, уф!
Не знаю, сковала ли меня эта водка, как ту овчарку, но аппетит мой определённо с цепи сорвался. Я запихивал в рот всё, что попадало под руки и глотал, не разжёвывая.
Ветчина сама собой скользила в горло, а хлеб я не успевал даже подносить к губам. Сват от меня не отставал.
— Хорошая водка? — спросил хозяин.
Кечо без слов поднял кверху большой палец.
— Допина моя её гнала. Быстрая она у меня, моя девочка, да сопутствует ей крепость этой водки!
— И горечь? — спросил я.
Хозяин очевидно не ожидал такого вопроса и ответил с опозданием.
— Да нет, батоно, зачем ей горечь… Сладкая она у меня, моя девочка, как голубь безобидная. Не потому я её хвалю, что дочка она мне, нет. Правда это, истина. Счастливая будет семья, куда она войдёт, потому-то и не нашлось до сих пор ей достойного, не то уж девять раз могла она замужем быть. Уж очень всем нравится, кое-кто даже похитить хотел, собаку — ведь эту я не зря здесь на цепи держу. Вот как выдам Допину мою замуж, пусть бог меня услышит, зятю её подарю.
— Зятю? — открыл я от удивления рот.
— Да, а чему это ты дивишься, благословенный? Не знаешь разве, что бывают и такие нахалы, что запросто от мужа жену увести могут. Немало я эдаких историй слышал.
— Пху-у! — зажал я рукою рот. — Извини, пожалуйста, поперхнулся невзначай, кусок в горле застрял.
— Выпей-ка
Я выпил. В это время вошла Допина. Поглядел я на неё и вдруг совсем аппетит потерял. Она так густо вымазалась белилами, что была похожа на обезьяну, клянусь честью, на белую обезьяну. Уселась рядом со мною, схватила кусок ветчины и, не разжёвывая, проглотила, потом стала утирать толстые сальные губы рукавом пёстрого ситцевого платья. Не знаю, насморк ли у неё был или что другое, но шмыгала носом она очень часто. Вдруг, не стесняясь, занесла руку за спину, видимо, почесаться хотела, да не дотянулась, прислонилась спиной к балконному столбу и ну о него спиной тереться. Почесалась, успокоилась и, довольная, протянула мне кусок хачапури.
— Угощайтесь, батоно, не стесняйтесь, сыр у нас ещё есть.
Когда унесли столик, отвёл я Кечо в сторону:
— Уведи меня отсюда, ничего я больше не хочу. Совести у тебя нет, расхвалил, такая, мол, да сякая!
— Она тебе не по душе?!
— Ты что, спятил что ли! Да если мне её на середину дороги положат, и то мимо пройду, не подберу.
— Напрасно ты так! Язык у неё сладкий, — заступился за девушку сват. — Что может быть лучше этого? В доме всегда мир да благодать будет. Разве это не главное в жизни?
— Идём, довольно, слышать ни о чём не желаю!
Не пришлось Ермолозу бычка забивать, и поросёнок тоже смерти избегнул. А овчарка в ожидании похитителей Ермолозовой дочери так и осталась во дворе на привязи.
Вот сколько я сразу добра сделал!
Дорога, покойником перерезанная, и покойники, женихом оплаканные
Вышли мы из Ермолозовых ворот и всё со страху назад оглядывались, не спустил ли разгневанный хозяин овчарку с цепи нам вслед. Но всё обошлось благополучно. Миновала нас эта напасть — собака и двор собачий.
— Прав ты, Караманчик, уродина она, на человека не похожа. Что всё-таки с ней приключилось, ума не приложу?! — дивился сват, — месяца три назад видел я её, была она женщина как женщина, а теперь страшилище какое-то. Как вошли мы, я это сразу заметил, только тебя расстраивать не хотел. Ну ничего, поищем где-нибудь в другом месте.
— Эх, мой милый, если бы я только знал, что ты умеешь сватать по-настоящему…
— Что значит по-настоящему? — встрепенулся он.
— По-настоящему, это когда женщину мужчине расхваливают, а мужчину женщине, и обоих обманывают, понятно тебе?
— Выходит, я, по-твоему, обманщик? Не дожить мне до завтрашнего утра, если я тебе неправду говорю.
— Если бы бог наказывал всех, кто неправду говорит, на земле бы ни одного человека ненаказанного не осталось. Сват, говорят, ежели не соврёт, мыши его съедят.
— Хочешь правду знать, — эту девушку я тебе нарочно показал, зная, что первая невеста обязательно тебе не понравится. Первый блин, говорят, комом… Теперь я к такой приведу, пальчики оближешь, приданого даже не захочешь. И умная, и красивая, а волосы какие!..