Весенние ласточки
Шрифт:
— Скоро износится. Я беспрерывно гоняю, как по своим делам, так и по партийным. Вот и вчера снова было собрание около Мюсидана.
— Много вас в Палисаке?
— Что ты! Не больше дюжины, да и то половина — калеки. Я занимаюсь комитетом мира, но и у нас дела неважные. Здесь нужен человек, который целиком посвятил бы себя этому. Иначе их не расшевелить.
— А ты почему не можешь?
— Времени нет, а товарищи не хотят с этим считаться. К тому же я не оратор.
— Знаете, я тоже занимаюсь комитетом мира, — вставила Ирэн. — И я очень волнуюсь, когда мне надо выступать.
— Пожалуй, нам нужна вот
Разговор снова зашел о Беро.
— А почему он не в партии? — спросил Луи.
— Не знаю. Правда, он занимается крестьянским профсоюзом.
— Одно не исключает другого.
— Он уверяет, что у него достаточно дел в профкоме, тем более сейчас. Они стали активны. Кстати, кажется, мы сейчас познакомимся с их деятельностью. Нам повезло…
Впереди на шоссе стояла длинная вереница машин. По обе стороны дороги, на обочинах, сидели люди. Крестьяне, собравшись маленькими группками, оживленно разговаривали. Сервэ поставил свою машину в хвост колонны и отправился на переговоры.
— Что случилось? — спросила Ирэн. — Авария?
— А вы не слышали? Виноделы перекрывают дороги. Они это делают здесь уже второй раз.
Какая-то пожилая дама, продолжая сидеть у руля, накинулась на старого крестьянина, который подошел к ней и вежливо попросил не сигналить. Она раскраснелась от возбуждения и кричала визгливым голосом:
— Но я же вас уверяю, мсье, что мы тут ни при чем!
— Возможно, мадам, но это единственный способ, чтобы нас выслушали.
Луи вспомнил, что Рожэ рассказывал ему о своем намерении организовать нечто подобное в своей деревне, но тогда он не обратил особого внимания на слова друга, зная, что тот, как истый уроженец Перигора, любит приврать.
— У нас народ зашевелился, поверь мне. Мы себя покажем не хуже, чем крестьяне на юге, — уверял его Рожэ.
— Давно пора, — вставила Сидони.
— Не волнуйся, все в свое время. Только никто ничего не должен знать заранее.
— Даже члены вашего профсоюза? — поддразнивая его, спросила Ирэн.
— В последнюю минуту им сообщат. Но нам нужны только верные люди…
Луи был поражен размахом этой манифестации. Сюда собралось из окружных деревень около ста виноградарей. Поперек шоссе, образуя баррикаду, стояли всякие повозки и сельскохозяйственные машины. Неподалеку, на лужайке, молодые крестьянки суетились у заставленного бутылками стола и угощали всех желающих.
— Попробуйте нашего вина, — приговаривали мужчины. — Конечно, это вам не монбазияк, но все же… У нас его покупают по двадцать франков за литр, а мы хотим тридцать. Сколько вы за него платите в городе?
Здесь же стояла корзина, застеленная тряпкой, и некоторые из тех, кого угощали, бросали туда стофранковую бумажку.
Сервэ договорился с руководителем и с трудом разыскал в толпе Ирэн и Луи. Когда они сели, он развернул машину, за которой уже образовался длинный хвост, и поехал в объезд. После нескольких километров пути они снова попали на шоссе в Перигё. Вскоре они встретили грузовик с охранниками. Офицер, сидевший рядом с шофером, знаком приказал им остановиться.
— Вы откуда, господа?
— Из Палисака, — ответил Сервэ.
— А заграждения на вашем пути не было?
— Какого заграждения?
Лицо офицера недоуменно вытянулось.
Сервэ поехал
— Хоть на некоторое время их задержали, — сказал доктор.
В помещении федерации они застали только машинистку Симону.
— Почему ты меня сегодня не целуешь? — пошутил Сервэ.
— Вы слишком давно не брились.
— Не волнуйся, я и не собирался с тобой целоваться. А где Шарль?
— В Париже, приедет только завтра.
— Черт побери, это нас не устраивает.
— Может быть, вам повидать Роз? Она сейчас в женском союзе.
— Собственно говоря, она нужна тебе, а у меня есть дело в городе, и я вас обоих заберу на обратном пути, — сказал доктор Луи.
Настоящее имя жены Шарля Морена было Мари, но все ее продолжали называть Роз, как во времена Сопротивления[8]. Луи заметил, что у нее все такие же черные волосы и что она почти не постарела, только немного пополнела — это ей очень шло. Роз сразу же узнала Луи.
— Шарль часто рассказывает о тебе. Он говорил мне и о твоей жене, я очень рада познакомиться.
— Как поживает Морен?
— Он устал, ему не мешало бы отдохнуть.
Не дослушав рассказа Луи об аресте Беро, Роз сняла трубку.
— Алло… Пожалуйста, соедините меня с префектом… Я говорю по поручению Шарля Морена, депутата от Дордони… Алло… Господин префект? С вами говорит Морен. Мой муж только что узнал об аресте бержеракскими жандармами одного крестьянина. Его зовут Рожэ Беро… Правильно, Рожэ Беро, герой Сопротивления… К нам явилась делегация с этим сообщением… Вы сами мне позвоните?.. Благодарю вас, господин префект.
Роз Франс казалась очень взволнованной.
— Он утверждает, будто не в курсе дела. Так мы ему и поверили! Во всяком случае, они предупреждены. Надо выпустить обращение, устроить собрание и немедленно образовать комитет защиты…
VIII
Поезд опаздывал…
Проезжая через Лимож, Шарль Морен находился еще в полусне и не обратил на это внимания. Он проделывал этот путь еженедельно, поэтому засыпал, как только поезд трогался из Парижа, и окончательно просыпался лишь в Перигё. Открыв глаза, он увидел в окно, что начинает светать, и, даже не посмотрев на часы, стал собираться. В это время по расписанию поезд должен был приближаться к Перигё, но он опаздывал на целый час. Морен ехал один в купе первого класса, он решил воспользоваться возможностью еще поспать, снял ботинки и как можно удобнее устроился на подушках. Его разбудил контролер.
— Господин депутат, мы прибываем.
— Послушайте, ваш поезд опаздывает не хуже писем.
— А что, может, и мы еще…
Последние дни почта приходила с перебоями. Это явление становилось закономерным и служило поводом для шуток. Газеты начали поговаривать об осложнениях с почтовыми чиновниками, о том, что некоторые из них бастуют. Накануне вечерние газеты сообщили о новой очередной забастовке в Бордо и уверяли, что она отразится только на обслуживании департамента Жиронды, в других районах страны никаких нарушений графика не произойдет. Когда Морен сошел с поезда, несколько пассажиров почтительно раскланялись с ним, а один из железнодорожников подошел к нему, как к старому знакомому.